– Держи ее! — закричал очнувшийся Петр, подскочил к казачку, который так и стоял на месте, словно в землю вбитый, держа в руках ружье, и схватил двустволку. Вскинул к плечу, приложился, крича: — Стой, не то пристрелю и тебя, и лошадь!

И кто его знает, может, он выстрелил бы, потому что Волжанка металась по двору, а весь народ бросился врассыпную, спасаясь от обезумевшей лошади, не смея задержать Ульяшу, однако Анатолий вдруг вскочил на подоконник — да и спрыгнул вниз, прямо на Петра.

Тот рухнул, выронив ружье. Громыхнуло дуплетом…

Пули, не задев никого, унеслись к воротам, и одна из них ударилась в крючок, их запиравший. Видимо, тот держался не слишком плотно, потому что скоба соскочила, и Волжанка распахнула их настежь грудью.

– А, держи! — вне себя закричал Петр, вскакивая и отталкивая Анатолия, который не без труда поднялся на ноги после своего рискованного прыжка.

Но поздно он кричал! Оставалось только смотреть, как Волжанка несется по вольному полю к лесу.

– Коня мне, коня! — взревел Петр. — Ружье зарядить!

Слуги бросились выполнять приказание, Петр подскочил к воротам, Анатолий за ним — и вдруг они замерли, онемели, пораженные неожиданным зрелищем.

Из леса, который отделял Перепечино-деревню от Перепечина-имения, высыпало несколько десятков человек. Даже на расстоянии видно было, что в руках у них колье да дубье. Они сгрудились и скопом ринулись к Волжанке, отчаянно крича. Перепуганная, вовсе обезумевшая лошадь повернула и, не разбирая дороги, понесла обратно… в ворота имения, откуда только что вырвалась.

Ульяша, сидевшая на ее спине, напрасно пыталась поворотить ее. В несколько скачков лошадь влетела по двор — и здесь, вдруг обессилев, притихла, дала дворне подскочить, повиснуть на удилах, удержать себя… Видимо, она чувствовала, что силы ее на исходе, — стояла недвижимо, закатывая налитые кровью глаза, хлопья пены летели с нее.

Петр подошел к Ульяше, дернул за голую ногу… девушка бессильно сползла наземь и остановилась, шатаясь и точно так же, как и Волжанка, ничего не понимая от ужаса.

– Ага! — злорадно засмеялся Петр. — Вовремя мужички появились! Видишь теперь, что в Перепечине все делается по моей воле? Вот ты и сызнова попалась, и теперь я тебя не выпущу никуда! Лошадь уведите на конюшню, а эту…

Ульяша тонко вскрикнула при виде его приближавшегося лица и закрыла глаза.

– А эту девку… — Петр задохнулся, тяжело сглотнул. — А ее…

– Вели закрыть ворота, дурак! — с ломким спокойствием проговорил Анатолий. — Да поскорей! Это бунт!

В это самое время около имения Щеглы остановилась верховая лошадь. Правил ею статный человек лет тридцати с круглым лицом, украшенным такими пышными усами, какие в России позволяют себе носить только отставные военные. Впрочем, не только усы, но и выправка выдавала вояку. Одет, однако, он был охотником. Вот только с каких пор в России на охоту ездят не только с двумя ружьями, но и с парой пистолетов, возникал вопрос у всякого, кто мог этого человека увидеть.

Он спешился и некоторое время с удовольствием разминал ноги, вдыхая черемуховый аромат — даже грозе не под силу оказалось оббить пышные гроздья, они только распустились пышней! — и рассматривая ворота, украшенные затейливой резьбой, наконец стукнул в воротину рукоятью нагайки. Но если он надеялся, что из небольшой сторожки выскочит привратник и отопрет ему, то ожидание оказалось напрасным. Видимо, сторож отлучился за какой-то надобностью.

– Эгей, люди добрые! — крикнул он и снова не дождался ответа.