Прежде чем отец успел ухватить его за рукав, Серхио выскочил из кювета. «Пойду посмотрю», – сказал он. Серхио медленно пошел по краю шоссе, едва различая границу асфальта, темную полосу, которую норовили заполонить заросли. Ночь, к счастью, была ясная, и неполная луна позволяла разглядеть очертания предметов. И вдруг послышался далекий звук, становившийся все отчетливее по мере того, как шагал Серхио: кто-то перебирал струны гитары. Может, ему показалось? Кто станет играть на гитаре посреди ночи в такой глуши? Еще были слышны детские голоса – дети то ли пели, то ли во что-то играли, точно было не разобрать. «Ну-ка, тише, тише», – сказал мужской голос. Все это было слишком странно, чтобы не обращать внимания, но пятьсот метров, которые Серхио предстояло преодолеть, стали самыми трудными в его жизни. Музыка резко смолкла, Серхио понял, что его заметили, и тогда на черном полотнище ночи замигали два огонька. Но легче от этого не стало – наоборот, Серхио подумал, что удача изменила им, потому что это были не фары, совсем не фары, а как бы два маленьких глазка, рядом друг с другом, как фонарики у скаутов. Они гасли и зажигались, как будто силились передать сообщение, но получалось невпопад, как в плохой театральной постановке.

Черт, подумал Серхио. Это ловушка.

И тогда в наступившей тишине раздался голос его сестры.

– Это мы! Вы оба там?

* * *

Пока они с отцом переодевались, Марианелла рассказала им, что случилось: про аварию, про то, как они больше часа ждали автобус, как боялись, что не успеют на встречу и что очередной взбрык фортуны, которая, казалось, ополчилась против их семьи, пустит под откос все их планы. Идея с гитарой пришла в голову кузену – раз уж они все равно взяли ее с собой, притворяясь походниками. По счастливому стечению обстоятельств, в бардачке «ниссана» нашелся фонарик, а второй Марианелла по старой партизанской привычке сунула в рюкзак с документами. Теперь она показывала документы отцу и брату и объясняла, что именно смог достать Гильермо.

Пока только временные удостоверения личности, которые помогут добраться до следующего убежища; потом будут и паспорта, но это требует больше времени и свежих фотографий. Серхио слушал Марианеллу не очень внимательно, потому что продолжал следить за каждым движением листьев под робкой луной, за каждым шумом в ночи. Пять человек на обочине шоссе в горах вызвали бы подозрения у любого полицейского или военного, но им ничего не оставалось, кроме как дождаться первого автобуса, а уж потом разделиться из соображений безопасности. Фаусто должен был отправиться в Талару, усадьбу семейства Карденас, а Серхио – доехать до Медельина, переночевать у дедушки с бабушкой и добраться до Попаяна, где Гильермо мог помочь ему с поддельным паспортом, потому что там у него была своя сеть контактов. Через полчаса, непомерно растянувшихся из-за нервозности, приехал автобус. Они не успели как следует попрощаться: с этой минуты всем предстояло вести себя так, будто они не знакомы. Серхио вспомнил тщательно разработанный план, который они обсуждали в крестьянском доме, и вдруг понял, что отца увидит, только когда они окажутся в финальной точке бегства.

Им предстояло обменяться последними словами перед долгим расставанием. Ему показалось, что отец тоже об этом думает.

– Ну вот, – сказал Фаусто. – Увидимся в Китае.

Они по отдельности сели в автобус. Фаусто занял одно их передних сидений, а Серхио прошел в хвост и уставился на седую шевелюру отца, сиявшую впереди. За окном остались те, кто их встречал: его сестра, белокурый мальчик, темноволосый мальчик. Он давно приучил себя скрывать свои чувства и теперь Марианелла казалась ему такой незнакомой, что даже не возникло желания помахать ей на прощание. В автобусе было довольно пусто. Серхио насчитал семь человек, усталых мужчин и женщин; наверняка они возвращались после тяжелого рабочего дня на местных асьендах, на сахарных мельницах выше в горах, в усадьбах, таких же, как у его дедушки с бабушкой.