|
Я так накажу виновных, что этэры начнут ползать передо мною на животе, подобно персам. - Не сделай поспешной ошибки! В этом письме говорит, может быть, только слепая любовь царицы-матери и ее боязнь за сына. Филота, его покойный брат Никанор и старый Парменион всегда были искренне преданы тебе. С кем же ты останешься, если перебьешь твоих лучших друзей, да еще так далеко от родины? Неужели ты больше доверяешь льстивым персам, для которых ты навсегда останешься врагом, иноземцем и завоевателем! - Моя родина там, где стоит моя нога и где мое войско! - гневно прервал Александр, и на его губах показалась пена. Его красивое лицо искривилось от гнева, и крупные белые зубы хищно оскалились. - Не забывай, что я уже не царь маленькой Македонии, как был мой отец, но повелитель всей Азии. По моей воле весь мир будет поворачиваться, как колесо вокруг оси, где стою я, и поворачиваться в ту сторону, в которую я захочу. Если двадцать тысяч македонцев не захотят мне повиноваться, то я раздавлю их копытами бесчисленных полчищ Азии, которые бросятся на них по одному моему слову... Азиаты смотрят на меня не как на иноземца, а как на бога, сошедшего с неба, чтобы дать всем людям мир и счастье. Прозвенел удар в бронзовый щит. - Войди! - крикнул базилевс. В дверях показался юный эфеб <Э ф е б - юноша из аристократического семейства, дежурный для поручений. Из эфебов потом становились этэрами.> с завитыми кудрями и синей лентой вокруг головы. - Пришел экзитазис. Разреши войти к тебе. - Впусти! Экзитазис, высокий, очень худой грек с желтым лицом и впалыми щеками, вошел, кашляя и кутаясь в плащ. Губы его были сини и подбородок дрожал. - Ты совершенно болен, - сказал базилевс. - Какое важное дело могло оторвать тебя от постели и привести сюда? - Ты требовал во что бы то ни стало известий с севера. Одного лазутчика мне доставили сегодня с перевала "Священных лоскутов". У него наш ксюмбаллон. Он много видел, много знает. - Приведи его сюда. - Но он так грязен... - Тогда я допрошу его там, в другой комнате... ЛАЗУТЧИК ИЗ СУГУДЫ В небольшой комнате с выбеленными стенами появился атраван, лохматый, как зверь, с всклокоченной бородой и длинными запыленными космами. Он туже запахнул рваный плащ со множеством заплат и опустился на корточки. Воин в тусклом помятом панцире неподвижно стоял сзади. Атраван сидел на четвереньках, как обезьяна, опираясь длинными руками о пол. Из-под гривы спутанных волос поблескивали горящие колючие глаза. - Ты говоришь по-персидски? Старик хрипло что-то пролаял, достал изо рта обломок серебряной монеты и протянул ее на темной ладони. Он видел перед собой молодого чужеземца, в белоснежном шерстяном плаще сидящего на складном стуле. Правая рука с могучими мышцами была обнажена. Кожа на руке была розовой, как у девушки, и он благоухал ароматами, точно цветущая яблоня. Глаза смотрели с тем равнодушием, с каким знатные люди смотрят на раба или на камень. Один глаз был темно-зеленый, другой светло-серый. Рядом стоял человек в персидской одежде, с белым лицом и подведенными черной краской глазами. Кудри волос охватывались красным ремнем с золотой пряжкой. |
