Возможно, он это заметил. Было б, конечно, легче, если бы об этом я знал до начала моей встречи с Кеннеди.
– Успокойтесь, мой храбрый генерал, и переведите дух. Вам он еще понадобится. Что вам сказал президент?
– Сказал, что у нас установились доверительные отношения.
– Вот видите, все прекрасно, дорогой Холгер! Все идет как надо. Вы же хотели стать полковником Хаузом? Как я понимаю, вы на верном пути.
Тоффрой самодовольно усмехнулся.
– А откуда французы узнали про готовящееся покушение? – спросил он.
– Как рассказал Мельник в своем интервью французским теленовостям, один из соратников Буанатье… черт, никогда не мог запомнить эти дурацкие французские фамилии! Какой-то его соратник по «Старому штабу», служил с Буанатье в Алжире. За пару дней до покушения пришел с повинной к Мельнику и выложил все. Испугался или неожиданный прилив любви к де Голлю – не знаю. Ну а дальше – блестящая операция французской контрразведки! Надо сказать, что «лягушатники» никогда не славились театральными постановками, но тут, надо отдать им должное, разыграли спектакль, как по нотам.
– Режиссер-то русский! – буркнул Тоффрой.
– Что вы имеете в виду? – напрягся Энглтон.
– Насколько я помню, Мельник родом из России.
– А, ну да… – усмехнулся Энглтон. – Прямо-таки Станиславский с Немировичем-Данченко в одном флаконе. Талантливые они, эти русские, особенно если нужен нестандартный подход… Вот и ваш русский – Дедал – тоже оказался талантливым.
Тоффрой улыбнулся.
– А от него есть информация? – спросил он. – Дедал еще в Париже?
– Прислал шифровку через Халка, что, как и планировалось, отправляется в Англию – выявлять лондонского резидента русских. Но встречу с нашим резидентом запросил в Ливерпуле…
– В Ливерпуле? – удивился Тоффрой. – Почему в Ливерпуле?
– Не знаю, – пожал плечами Энглтон. – Я думал, вы в курсе…
* * *
Приютившийся на узкой ливерпульской улочке Мэтью-стрит небольшой ночной клуб «Пещера» гремел восторженными криками разгоряченной от веселья публики. На крохотной сценке под сводчатым потолком зажигательно пела четверка юнцов – три гитариста и барабанщик – все в белоснежных рубашках, в черных жилетках и тонюсеньких галстуках-«селедках»:
– Послушайте, Питер, – дернул пританцовывающего в такт музыке Олейникова за рукав лондонский резидент ЦРУ Арчибальд Рузвельт. – Я что, проехал более двухсот миль на машине для того, чтоб послушать эту какофонию?
– Какофонию? – расхохотался Олейников. – Арчи, да что вы понимаете? Это же группа «Битлз», когда-нибудь вы будете рассказывать своим внукам, что были здесь! Один мой друг поведал мне о них еще год назад, и с тех пор я мечтал побывать на их концерте.
– Это единственная причина, почему мы встречаемся здесь? – вздернул брови Арчибальд.
– Ну конечно! – кивнул Олейников и стал подпевать:
Арчибальд Рузвельт уставился на него, как на сумасшедшего.
Песня закончилась, и Олейников рванул к сцене с криком:
– «Besame mucho»! Давай «Besame mucho»!
Толпа подхватила крики Олейникова.
– «Besame»! «Besame mucho»! «Besame mucho»!
Пол Маккартни ударил по струнам бас-гитары, Леннон подхватил ритмом, и битлы запели:
Протиснувшись сквозь толпу, Олейников оказался рядом с эпатажным типом средних лет, одетым в весьма вызывающий наряд: светло-голубые обтягивающие брюки, кричащий желтый пиджак, цветастая рубашка с глубоким декольте почти до самого пупка. |