– С мафией, что ли? – весело переспросил Зорин.

– Тс-с! – испуганно оглянулся по сторонам Тони.

– Ну так сведите меня с ними, – склонился к нему Зорин. – И поверьте, я договорюсь…

* * *

Кавалькада из пяти шикарных автомобилей, среди которых сверкал и родстер Баскетфилда, мчалась по ночному, еще не подсохшему после дождя шоссе прочь от Лондона.

Свернув с автострады, машины миновали лесную дорогу и остановились у массивных кованых ворот в высоком каменном заборе старинной усадьбы.

Из сторожевой будки показался охранник, посветил фонариком на номера машин, щелкнул замком и распахнул ворота. Пропустив кавалькаду внутрь, охранник плотно притворил ворота, запер их на замок и вернулся в свою будку.

Через мгновение на дороге, ведущей к усадьбе, появился фургон с рекламой Moët & Chandon на борту. Фары его были погашены. Не доехав пару сотен метров до ворот, фургон остановился.

Олейников оперся локтями на руль фургона и с тоской посмотрел на удаляющиеся в темноту огни кавалькады. Попытаться пешком проникнуть через ворота на глазах охранника было пустой затеей, забор же вокруг усадьбы был достаточно высок и перелезть его без лестницы не представлялось возможным. Мелькнула мысль заявить охраннику, что он привез шампанское в усадьбу, но тот, наверное, позовет управляющего – и обман вскроется.

Петр включил передачу и, не зажигая фар, свернул с дороги в лес. Вековые мощные стволы деревьев располагались не очень плотно, видно было, что за лесом ухаживали – молодой поросли и завалов не было, и через некоторое время Олейникову удалось приблизиться к забору с другой стороны усадьбы. Он сдал задним ходом вплотную к ограде, выпрыгнул из кабины, влез на капот, затем – на крышу кабины, оттуда – на высокий кузов фургона и с него уже легко перемахнул через забор.

Прячась за деревьями, Олейников миновал центральную аллею, по бокам которой белели в пробивавшемся сквозь тучи лунном свете античные скульптуры, и оказался рядом с подсвеченным разноцветными лампами фонтаном, исполненным в виде морской раковины из каррарского мрамора. Отсюда ему открылся захватывающий вид на великолепный трехэтажный дворец с ослепительно пылающим светом хрустальных люстр за окнами.

Петр не выдержал и присвистнул.

* * *

В величественной дворцовой зале, украшенной старинными портретами и рыцарскими доспехами, пылал огромный камин. Казалось, именно от его ярких лучей всем присутствующим стало столь невыносимо жарко, что они поспешили сбросить с себя все одежды. Откуда-то доносились звуки клавесина, в отблесках пламени то там то здесь мелькали обнаженные тела: джентльменов – молодых и не очень – и очаровательных леди – юного и весьма юного возраста. Некоторые пары беззастенчиво предавались наслаждениям: на диванах, на кушетках, на креслах, на ковре…

Кто-то бросил пару сухих поленьев в камин, огонь вспыхнул с новой силой и высветил чуть приоткрытое окно в дальнем углу залы, за стеклом которого, словно привидение, мелькнуло лицо Олейникова и сверкнул объектив миниатюрного фотоаппарата.

* * *

Ботинок Петра соскользнул с мокрого настенного бордюра – ухватившись за подоконник, Олейников с трудом удержался, чтобы не рухнуть с высоты третьего этажа. Выждав немного, Олейников подтянулся и, желая убедиться, что увиденное им в дворцовой зале – не галлюцинация, вновь заглянул в окно и тут же отшатнулся: с обратной стороны окна, вглядываясь в ночную тьму, стоял совершенно голый Хьюго Баскетфилд!

Олейников быстро присел и прижался к стене. Баскетфилд ничего так и не заметил – постояв еще несколько мгновений в созерцании ночного неба, он задернул занавески.

* * *

Фургон с рекламой Moët & Chandon Олейников бросил, как только въехал в город.