— Для чего ты сказал, что в лесу прячется комиссар? Как у тебя очутились ведра?..

Запутали вопросами, заплакал мужик.

— Истинный бог…

— Бог истинный, а тебя судить будем военным судом. Разберемся!

Кияшко приказал запереть Кудашкина в амбар.

…Вера Васильевна не спала, даже не раздевалась.

Сидела на клеенчатом диване и ждала сына.

— Ты почему не спишь? — с досадой спросил мальчик.

— Нам надо серьезно поговорить, Слава. Неужели я не вижу, как ты нервничаешь. Что с тобой? Маленький, не таись, признайся, ты меня так беспокоишь…

Ах, этот мамин голос, всегда ласковый и тревожный!.. Не может, не может ничего сказать Слава. Не имеет права!

— Какие глупости, — говорит он нарочито грубо. — Вечно ты выдумываешь…

Даже не поцеловал ее перед сном, сердится за то, что не сумел скрыть своего возбуждения. Разделся, лег, его познабливало, давали знать нервы. За стеной тихо. Спит Рижский, он ночует при штабе, спит дежурный телефонист… Засни и ты, неизвестно еще, как обойдется все завтра!

11

 Проснулся Слава ни свет ни заря: за стеной звонил телефон, раньше обычного появился Шишмарев. — Выступаем, — уловил Слава.

Оделся поскорей и неумытый явился приветствовать Шишмарева.

— С добрым утром!

— А! — рассеянно промолвил тот. — Прощаться пришел?

У Славы замерло сердце.

— Почему?

— Выступаем.

— Куда?

— На Тулу, братец, на Тулу, массированный удар!

— А когда?

Шишмарев усмехнулся.

— Военная тайна, братец!

Слава покраснел, насупился, отвернулся — все летит к черту!

— Обиделся? Плохой ты военный… Ну, ничего, еще целый день впереди, завтра на рассвете…

Сразу отлегло от сердца. Значит, еще не поздно! Суетились писари, офицеры, телефонисты: готовились к выступлению, лихорадка движения уже овладела людьми. Слава побежал искать Кольку, тот вместе с Петей запускал на бугре змея, змей жалкий, маленький — листок из тетрадки — крутился над ветлами.

— Коль, ты нужен!

Петя удивленно взглянул на брата.

— А я?

Слава не хотел обижать брата.

— Тебе будет другое дело…

Велел Коле сразу после обеда быть у школы.

Тут вниманье мальчиков привлек шум возле волости. Мужиков двадцать скучились на утоптанной площадке, столько же солдат стояло у крыльца, двое ставили скамейку, Кияшко дирижировал стеком, и вот от Астаховых показалось шествие — Кудашкин в сопровождении четырех конвоиров.

«Да ведь его же пороть, — сообразил Слава. — Впрочем, так и надо…»

Кияшко что-то крикнул, Кудашкин взметнулся, повалился ему в ноги. Кияшко крикнул опять, и солдаты подняли Кудашкина. К скамейке подошел ефрейтор, Слава подумал, бить будут шомполами. Он не представлял себе, как бьют шомполами, но солдат взмахнул кавалерийской плеткой, и Кудашкин сразу же заорал…

Удары можно было отсчитывать по его воплям: удар — ай! — удар — ой! — удар — ох! — удар — о-аа!..

— Противно, — сквозь зубы процедил Слава.

— Жалко, — пожалел Колька.

— Жалеть-то нечего, — с презрением сказал Слава, — Кудашкин — предатель.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю…

И вдруг…

Кудашкин сорвался со скамейки и побежал в сторону Поповки, придерживая сползающие портки.