Вошел Ряжский, резко, как выстрел, хлопнул себя ладонью по ляжке.

— А у меня идея, Евгений Антонович! Возьмем парня с собой.

— То есть?

— Мало ли мальчишек у нас в войске? — Ряжский подмигивает Славке. — Поедешь?

— Поеду…

Поеду — и глядит на планшет!

Шишмарев опять вздыхает… Который раз!

— Нет, Михаил Гурьевич. Здесь у него дом, семья. А с нами — неизвестность…

— Поступит в Москве в кадетский корпус.

— Если придется… — Шишмарев проводит пальцем по красной черте. — Здесь у него мать. Вы знаете, что такое мать?

Поглощенный планшетом, Славка забыл о матери.

— Ох!

— Что?

— Наши небось поужинали!

— Ну, беги, беги!

Он совсем позабыл о матери. Совсем. Скоро решающий момент. Должен же он по крайней мере попрощаться?…

Мамы нет за стенкой. Нет ее и в кухне. Там действительно только что поужинали. Но есть он не хочет. Просто не может. Все его существо приковано к планшету. Мамы нет и в галерейке.

Она на крыльце. Сидит в темноте. Сжалась. Маленькая такая…

Слава бросается к ней, и его обдает волной неистребимой любви.

— Мамочка!

Мать молча подвигается, хотя на скамейке много места и справа и слева.

— Не сердись на меня…

— За что?

Молчание.

— Ты что-нибудь сделал?

Слава виновато улыбается.

— Нет… Я просто так.

Вера Васильевна тревожно придвигается к мальчику.

— Слава, что ты задумал?

— Ничего.

— Задумал…

Притягивает сына к себе… Боже мой, как она его любит!

— Ты хочешь уйти с этими…

Она ничего не слышала. Не могла слышать. Она никогда не слушает ничьих разговоров. «Подслушивать… до чего же это мерзко!» — говорит она. И ее — даже не было сейчас за стеной.

— Ты хочешь, чтобы тебя взяли, — повторяет Вера Васильевна… Материнская прозорливость! — Ты скоро уйдешь, я знаю. И от меня и от Пети. Но ведь это авантюристы…

— Никуда я не ухожу, — заверяет Слава. — Просто взгрустнулось…

Прижимается к матери. Какая же она маленькая! Такая маленькая и нежная…

Мамочка, прости меня! Но иначе я не могу. Я всегда буду тебя огорчать и тревожить, но иначе я не могу. Прости, если меня сегодня убьют. Прости, если убьют завтра. Прости за все то горе, которое я тебе причиню.

Надо идти!

— Пусти, пойду посижу там…

— Только не выдумывай глупостей!

— Нет, нет…

Зал выглядит торжественно. Две лампы-«молнии» горят ярким светом. Фикус растопырился, как на балу. Астров до сих пор не ушел, сидит в обнимку с машинкой. Ряжский пишет, опять, должно быть, сочиняет очередной приказ. Незнакомый, совсем юный и, похоже, очень злой прапорщик склонился над плечом Рижского.

Шишмарев говорит по телефону:

— По направлению к Новосилю. По направлению к Новосилю. Ваш батальон выступает к Скворчему и сворачивает на Залегощь. Рота охраны снимется позже…

Карты на столе нет. Карта в планшете. Планшет на столе. Не медли! Не медли! «Воспоминания о селе Успенском»… Страшно? «Вы знаете, что такое мать?» Но я иначе не могу. Да и Шишмарев неплохой человек.