В толпе, ожидавшей на слегка накренившемся дебаркадере высадку пассажиров «Колокола свободы» выделялась небольшая кучка чернокожих людей в одежде, похожей на одежду Дугласа – вне всякого сомнения, те самые пасторы, с которыми он и должен был встретиться. Он поспешил в свою каюту, чтобы забрать свои саквояжи, а затем самостоятельно донес их до сходней. Носильщики – в основном иммигранты из Восточной Европы – с усердием помогали белым пассажирам, делившим с ним одну палубу, но они чаще всего не желали обслуживать негра. «Как же быстро они обучились обычаям страны, в которую они прибыли в поисках свободы», - с горечью подумал Дуглас, и хотя от горечи уже давно осталось одно лишь воспоминание, от этого она не становилась менее актуальной.

Священники же, напротив, горели желанием освободить его от его ноши.

- Спасибо вам, дьякон Янгер, - проговорил он обмениваясь рукопожатиями со всеми встречающими. – Спасибо, мистер Таулер. Рад видеть вас, джентльмены… и вас, мистер Басс - я не хочу забыть о вас… как это было в прошлый раз. Прошло ведь уже четыре или пять лет с момента нашей последней встречи, ведь так?

- Четыре годка, мистер Дуглас, ответил дьякон Даниэль Янгер. – Взаправду, жуть как приятно увидеться с вами, сэр. Истинно говорю вам.

Как и его коллеги, Янгер был человеком образованным и, как знал Дуглас, писал хорошо. Его грамматика и словарный запас были великолепны, но он, как и Таулер, и Басс, сохранил в своей речи интонации и произношение, напоминавшие об их прошлой жизни в рабстве.

Собственный негритянский акцент Дугласа был почти не слышен -0 еще будучи мальчишкой он научился говорить, как белые, от хозяйской дочери. В течение многих последующих лет он много раз убеждался, что его речь вынуждала людей – и белых, и черных – относиться к нему с большей серьезностью. Он понял, насколько это его свойство является полезным и в то же время настолько же несчастливым для него.

- Пойдемте же в экипаж, - предложил Вашингтон Таулер. – Мы отвезем вас в отель «Плантерз» на Четвертой улице. Они знают, что вы прибываете и будуть готовы принять вас.

Под этими словами он подразумевал, что отель не будет устраивать шум по поводу того, что в нем на несколько дней остановится негр. Дуглас, конечно же, не был каким-то там простым негром – скорее, знаменитым негром, которым могли похвастаться Соединенные Штаты.

Преподобный Генри Басс сел на козлы. Он был моложе остальных своих двух коллег, возраст которых приближался к возрасту Дугласа.

- Не знаю, как повлияеть усе это возбуждение последних недель на вашу публику, мистер Дуглас, - проговорил он. – Шо говорять ваши наблюдения, сделанные в тех городах, которые вы уже посетили?

- Трудно делать какие-то выводы общего плана, - ответил Дуглас. – Некоторые люди, под которыми я конечно же, подразумеваю белых...

- А, ну конешно же, - прервал его Басс. Он и другие два его спутника закатили глаза, демонстрируя бесконечное терпение живущих в унижении.

- Я говорю, некоторые люди, - продолжил Дуглас, - воспринимают угрозу новой войны как шанс наказать Конфедеративные Штаты, что идет нам на пользу. Другие, однако, продолжают делать из негров козлов отпущения за распад Союза, а посему игнорируют любое мое слово.

- Боюся, таких вот последних вы тут увидите целую уйму, - вздохнул дьякон Даниэль Янгер, и его широкие плечи, увенчивающие бочкообразный торс, совершили отчетливо видное движение вверх и вниз. – Во время войны здесь было много тех, хто воювал, - слово «воевал» он произнес так же, как произносили его многие черные и белые, живущие на Западе и в КША, - шоб превратить Миссури в Конфедеративный штат. Теперь оне решили остаться в Союзе, однако оне все еще успокоилися.

- Я помню, как пал Кентукки после того, как Линкольн двинул войска на восток, двинул слишком мало и слишком поздно, чтобы попытаться остановить армию Ли, - проговорил Дуглас.