Впрочем, нередко естественное и достойное всякой похвалы желание отразить нашу современность из-за облегченного подхода приводило мастеров к созданию произведений довольно убогих, напоминающих то стереотипную фотографию Кремлевской стены, то солдатскую пуговицу с гербом, а то и выпускаемый миллионным тиражом жестяной значок. К сожалению, вкус отказывал здесь художникам довольно часто и в результате достойные учрежденческой стенгазеты рисунки оказывались увековеченными на серебре резцом и чернью. Конечно, трудно одним махом решить, как должно воплощаться новое содержание в старинном промысле, как сочетать традицию и новые поиски, однако избегать штампа и безвкусицы, мне кажется, можно и нужно.

Об этом мы долго беседовали у фабричной выставки изделий с московской художницей Марой Александровной Тоне, которая давно занимается проблемами этого промысла в Научно-исследовательском институте художественной промышленности. Изучая старинные черневые изделия, сохранившиеся в запасниках и на стендах музеев, Мара Александровна пришла к мысли, что плоскостное, силуэтное изображение (встречавшееся у устюжских мастеров XVIII века и почти забытое мастерами XIX века) более характерно для черневых изделий, чем принцип украшения объемным растительным орнаментом или сюжетным пространственным изображением (распространившимся в XIX веке). Мне показалось, что эти ее поиски и развитие древней традиции могут художественно обогатить промысел, хотя и объемный орнамент позволил, на мой взгляд, создать немало интересных работ и тоже имеет полное право на существование. Единственное, чего, мне кажется, допускать не следует, — это полного забвения всяких законов ремесла, меры и вкуса, какие встречаешь в некоторых изделиях на современные темы, например в кубке с портретом Гагарина. Тут уж не спасут ни тема, ни драгоценный металл, ни искусное чернение, ни обильное золочение.

— Непременно познакомьтесь с патриархом нашего промысла, с Шильниковским, — посоветовал нам на прощание директор фабрики. — Он неподалеку живет…

Выйдя с фабрики, мы решили побывать в Янковской запани. Еще под Тотьмой нам говорили, что лес плывет молем до сплоточных запаней, где его формируют в плоты. В Устюге и находилась одна из таких запаней, принадлежавшая Сухоно-Югской сплавконторе. В ведении этой конторы огромные водные дороги: больше четырехсот километров Юга, больше двухсот шестидесяти — Сухоны да семьдесят два километра Малой Двины. На берегах и на воде вдоль берега — огороженные продольными бонами бревна. Лес скапливается здесь за зиму, а весной его сбрасывают в воду. Потом лес приспускают в сплоточные запани, такие, как Янковская, откуда он поступает на биржи целлюлозных комбинатов, нашим потребителям или на экспорт. За последнее десятилетие экспорт леса из Вологодской области увеличился втрое и уже в 1959 году превысил одиннадцать миллионов кубометров. Отсюда экспортируют осиновые кряжи в Чехословакию, пропсы — в Венгрию и Сирию, балансы — в ГДР, Польшу, Австрию, Англию и другие страны, пиловочник — в Польшу, Венгрию, ГДР, Чехословакию, Голландию, Бельгию, ФРГ, телеграфные столбы — в Сирию, круглый лес — в Эфиопию, Ирак, Судан, на Кубу; с деревообрабатывающих комбинатов пиломатериалы идут в Англию, куда также экспортирует свою фанеру великоустюгский завод «Новатор».

В Сухоно-Югской конторе нам дали глиссер, чтоб посмотреть сплоточную запань. Сначала мы подошли к пятовой части запани, куда подгоняют древесину для сортировки. Лес плывет в главные ворота щукой, но здесь сплавщики с ловкостью поворачивают его поперек — щетью, зубастый ускоритель, вращаясь, проталкивает бревна по наплавным коридорам, а дальше их разгоняют по коридорам и дворикам: сюда балансы, туда пиловочник, сюда судострой и так далее.