В начале нашего века один из писателей с грустью заметил во время путешествия по Вычегде:

«Тихо дремлет вокруг своего собора и девяти окружающих его церквей забытый город, у которого все в прошлом». Конечно, наблюдение это слишком пессимистично. У Сольвычегодска есть будущее, и связано оно, видимо, с бурнорастущей Коряжмой и с той самой Солонихой, с которой все началось еще на рубеже XV века. Уже в наше время, а точнее, в 1923 году, в бывшем доме купцов Пьянковых открылась грязелечебница. Сейчас на сольвычегодском курорте лечится одновременно до трехсот человек, и среди северян сольвычегодские грязи пользуются славой чудодейственных.

В кабинет главного врача курорта Нины Ивановны Елизаровой я попал с большим трудом вместе с какой-то бабусей, проделавшей, наверное, немалый путь. Бабушка была глуховата и умильно убеждала Нину Ивановну:

— Ты уж меня, дочка, полечи. В тот раз сразу полегчало мне. А нынешний год опять все кости болят.

— Ладно, полечим, — белозубо улыбалась главный врач. — Полечим, бабушка! Слышишь, по-ле-чим!

— Я получаю ежедневно по тридцать — пятьдесят писем, — сказала мне Нина Ивановна, — с такими же вот просьбами, как у этой бабуси. Северянам этот курорт очень нужен, и северянину, на мой взгляд, здесь лечиться полезнее, чем на юге: ведь пока он доедет туда, пока там акклиматизируется, проходит много времени. А здесь у нас есть грязевое озеро, лечебная иловая грязь, насыщенная сероводородом, есть хлоридносульфатнонатриевый источник, а в прибрежной части озера — и сероводородная вода типа мацестинской. Использовать нам пока удается только грязи — лечим заболевания суставов и расстройства периферической нервной системы. Остальное использовать не удается, помещения нет, врачей мало. Сами, наверно, видели.

Да, конечно, видел: постройки древние, запущенные и производят самое убогое впечатление, фонтан целебной воды плещет по-пустому.

— С грязью тоже нелегко, — продолжает Нина Ивановна. — Здесь ведь в районе озера было девяносто строгановских варниц, девяносто колодцев с деревянными трубами. И вот теперь грязи засорены щепой. А мы своими средствами добычу грязи можем вести лишь на глубине семи метров, не больше.

Я вспоминаю мощную технику Котласбумстроя.

— Да нет, вы не улыбайтесь, — Нина Ивановна прищуривает синие, по-северному чуть отдающие белизной глаза. — Я тут уже двенадцать лет, все обещают сделать что-нибудь. Запланирована полная реконструкция курорта, должна использоваться сероводородная вода, которая поможет при лечении гастритов и даже холециститов. Должны быть построены новые помещения, хозяйственный корпус на четыреста человек: ведь и сейчас при пропускной способности в двести человек мы ухитряемся лечить до трехсот. И средства есть на строительство, да вот строители все подводят.

— А кто строит?

— Котласбумстрой.

— О, это великолепные ребята. Вы видели Коряжму?

— Да, и Коряжма нас видела. И все же… Да и врачей нас здесь только трое. Полсуток сижу тут у себя в хозяйстве. Сынишку почти и не вижу своего. А муж? Муж — моряк, где-то там плавает на Севере. Разве его увидишь?

Телефон надрывается на столе, а за дверями уже собрались какие-то шоферы, хозяйственники, больные.

— Вот так, три минуты ушло на жалостные разговоры, — говорит с той же ослепительной улыбкой Нина Ивановна и поправляет огромный пучок своих золотистых волос. Мне, наверное, пора уходить.

— Счастливо вам, Нина Ивановна.