И нужно. Но проблема эта очень сложна, ведь на Дунае не одно государство, а восемь. В 1949 году начала работу Дунайская комиссия, и кое-чего ей удалось добиться. Плавать стало легче, но главное еще впереди. Вас ведь интересует будущее Дуная…
Я энергично закивал, и Ниссон Моисеевич стал выкладывать на стол какие-то схемы, протоколы, газетные заметки на разных языках и наспех сделанные карандашом переводы.
— Совет Экономической Взаимопомощи, созданный тогда же, в 1949 году, разработал только примерную схему комплексного использования гидроресурсов Дуная. Ну я не буду излагать вам все варианты, их много. Упомяну, во-первых, что у Братиславы сооружается гидроузел. На Дунае условия весьма и весьма благоприятные для того, чтоб одним махом облегчить судоходство и обеспечить большие районы электроэнергией. У Надьмароша— Вишеграда, на совместном венгерско-чехословацком участке, тоже может быть сооружена очень недорогая и эффективная электростанция, которая одновременно решит и вопросы судоходства в этих местах.
— Если мы обратимся к извечному камню преткновения на Дунае — к теснине Катаракты, то Румыния и Югославия работают здесь над проектом гидроэлектростанции с годовой выработкой энергии восемь — десять миллиардов киловатт-часов. Катаракты станут проходимыми в любое время года. Решено было строить и другие гидроузлы, в нижнем течении Дуная, например в районе Вилково — Иванча… Вы еще не были в Вилкове? Побывайте там обязательно. И в Рени съездите. «Ракета» вас туда домчит; самый перспективный пассажирский транспорт у нас на Дунае — «ракеты».
— Да-а… — Орлов оглядел свой заваленный бумагами стол. — Короче, дунайским странам предстоит многое сделать для увеличения проходных глубин, потому что убытки из-за мелководья мы несем огромные. Мы — это дунайские страны, в том числе и наша страна: хотя у нас чуть больше двух процентов дунайского берега, наша доля в грузообороте превышает двадцать процентов. Я считаю, что вообще сотрудничество дунайских стран должно стать еще более тесным — нам нужен единый оперативный диспетчерский центр на Дунае.
Орлов явно оседлал любимого конька.
— Зачем, к примеру, барже ждать «свой» буксир? Диспетчер даст ей любой свободный — и пошел! Без простоя. Но для этого, конечно, нужно выработать единые условия эксплуатации. Кроме того, полнее надо загружать флот в обоих направлениях. Скажем, наше судно идет пустым за грузом из Рени в Болгарию, а обратно — с грузом. А болгары идут пустыми нам навстречу, и наоборот. Значит, надо кооперировать работу флотов, что у нас работы мало, что ли? Созвать, скажем, для начала симпозиум эксплуатационников, экономистов и решить все эти проблемы. Вот тогда Дунай будет настоящей рекой дружбы…
«Сколько еще тут работы на этом обжитом людьми благодатном Дунае!» — думалось мне, когда я выходил на весеннюю благоухающую измаильскую улицу у пароходства, где стояли группками молодые «пароходчики» в своих серьезных черных костюмах, белоснежных нейлоновых рубашках и легкомысленных носках в безвкусную австрийскую шашечку.
Назавтра же с утра я выбрался в Рени. У пассажирского причала, безвольно покачиваясь на волне, стояла беленькая «ракета». В ожидании посадки мы беседовали с матросами белого двухпалубного «Амура», который впервые в эту навигацию собрался везти наших туристов по шести дунайским странам.
«Ракета» отошла от пристани и рванулась вверх по Дунаю. По правому борту потянулись причалы Измаильского торгового порта, одного из лучших портов на Дунае. Вон покорно гнут шеи многочисленные краны, точно любопытные птицы, заглядывая в трюмы пришедших из-за моря судов. В Измаильском порту, как рассказывал мне Орлов, девяносто восемь процентов работ осуществляется при помощи механизмов, и если до 1945 года грузооборот Измаила вместе с Рени не превышал ста двадцати тысяч тонн, то теперь дотянул уже до шести с половиной миллионов тонн. |