Скрылся Измаил. «Ракета» идет посередине реки, и до левого румынского берега рукой подать. Волны, поднятые «ракетой», еще дальше заливают и без того затопленный половодьем низкий румынский берег. По пояс в воде стоят деревья с округлыми, точно подстриженными, кронами. На той стороне пустынно — край румынской земли, который ребята в шутку называют румынской Сибирью. Ближе к Рени на левом берегу в синей дымке начинают маячить невысокие горы. Вскоре за Рени кончается советский берег. Почти напротив — румынский порт Галац, некогда Галич. А откуда сам-то Рени, название которого звучит так по-иностранному? Оказывается, «рень» по-славянски «коса, отмель», и славяне некогда назвали город Перунова Рень.

Теперь Рени небольшой, очень тихий и зеленый городок. Я брожу по площади у собора. Пустынно, палит солнце. За собором памятник героям Шипки и Плевны. В саду молоденькая девушка открыла библиотеку. Праздный матрос взял полистать «Огонек». Прошли две колхозницы-молдаванки. Зазвенел звонок в школе, отшумела переменка. И снова тишина. Шумно сейчас только в порту: в диспетчерской мне сказали, что за один прошлый год Рени переработал больше трех миллионов тонн груза.

Я смотрю на сутулые работяги краны и снова вспоминаю рассказ Орлова:

«Вот как, скажем, доставить чешские карандаши, знаменитые «кохиноры», в Алжир, Тунис или в Ливию? Африка сейчас учится, Африке нужны карандаши. Пожалуйста: через Рени, именно через Рени. А до Рени — прямо из Чехословакии, в вагонах, без всякой перегрузки: здесь ведь узкая европейская колея. А из Ренийского порта груз пойдет уже на морском судне…»

Из Рени отправляют железную руду, уголь, кокс, металлы, зерно, нефть. Туда прибывают рудные концентраты, продовольствие, машинное оборудование, свежие фрукты, овощи.

Обратно в Измаил мы добираемся вместе с молоденьким пареньком — матросом танкера. Он едет погулять: в Измаиле у него дружки и знакомая «чудачка».

— Тут, знаешь, было, — рассказывает он дорогой. — Пришли мы поздней осенью в Вену, с грузом. И зима нас припутала. Пришлось зимовать в Вене. Ох и тоска там была, народу много, а все говорят не по-русски. Идти никуда неохота. Сидишь на судне и все думаешь: как в Измаиле сейчас здорово. А в феврале чувствую, не могу больше, и отпросился домой в Измаил.

Паренек так жалобно рассказывает про Вену и так рвется в шикарную столицу СДГП, что я без труда представляю себе, как скучно может быть человеку в развеселой Вене. К нашему разговору прислушиваются парень с девушкой. Потом они тоже начинают расспрашивать про Вену. Они одесситы, научные сотрудники одесского института «Укргипроводхоз». Оказывается, это проектное учреждение с занудным названием разрабатывает сейчас фантастический по размаху план орошения междуречья Дунай — Днестр на площади восемьсот двадцать тысяч гектаров, а парень и девушка находятся здесь в какой-то командировке, связанной с этими планами. Они впервые приехали сюда из Одессы и наперебой начинают расхваливать эти места.

— Вы в Вилкове не были? А в Белграде? Съездите в Болград, на Ялпух. Мы там гостили в одном болгарском селе…

— В болгарском?

— Ну да. А потом в албанском. И в гагаузском тоже. Да кто тут только не живет по Дунаю! Настоящий интернационал.

Девушка рассказывает нам о схеме орошения, над которой они работают.

— Эта наша схема — часть Генеральной схемы комплексного использования водных и земельных ресурсов СССР, вы о такой слышали, конечно. И осуществляться она будет постепенно. В чем тут суть проблемы? Край у нас благодатный, климат чудесный, и тем не менее… Вы видели здешние плавни?

— Да, с самолета.

— Так вот они тянутся на сто шестьдесят пять километров.