— А почему столько штормов в этом году? — проявляет любознательность Кузя.

— Да вот не было выноса теплых масс с Атлантики, — загадочно говорит Колесников. — Преобладал меридиональный тип циркуляции — вторжение воздушных масс с Полярного бассейна.

Мы с Кузьмой понимающе молчим. Чертовски сложные вещи происходят в этих полярных морях, поди-ка предскажи. Вот пошла тогда вдруг океанская зыбь и погубила сразу два рефрижератора.

— Зыбь труднее всего предсказать, — говорит Колесников, задумчиво разглядывая карту, покрытую, точно срез дерева, какими-то неровными концентрическими эллипсами.

Колесников — опытный синоптик. Он с нашей экспедицией ходит уже восемь лет, и все же вот: всех обманула зыбь — и маленькие метеостанции, и снабженный электронными машинами огромный институт прогнозов.

«Скорей бы уж Диксон, — думается мне, — чтоб была работа, свои вахты». Но отхода пока не дают.

В один из дней стоянки у Белого все, у кого были ружья, выбрались на охоту. Я тоже поехал. Ружья у меня, конечно, не было, а просто хотелось постоять на твердой земле. Но земля оказалась вовсе не твердой: под ногами противно хлюпали мхи. Остров был плоский, зеленовато-рыжий, болотистый. У берега шла широкая белая песчаная полоса, на которой, точно гигантские кости, валялись обглоданные морем сучья и бревна.

— Ну и ботаника! — качал головой Кузьма.

Потом мы наткнулись на следы чаек. Следы были огромные, как гусиные, да и сами чайки здесь большущие и очень прожорливые. Если девушку сравнить с чайкой, она это, конечно, за комплимент примет: для горожан это нечто связанное с мхатовским занавесом, а вовсе не с этими толстыми обжорами, что трескают в три горла всякую гадость за кормой.

Охота была неудачная. Зато на «омике», который перевозил нас на остров, я опять повидал земляков, студентов МВТУ, которые нанялись матросами на каникулы — подзаработать и посмотреть свет. Похоже, что они уже всего насмотрелись и хотят скорее на берега Москвы-реки.

На «Бравом» жизнь идет размеренно: здесь все рассчитано на «сквозное плавание» до Владивостока, на которое у «Веги» Норденшельда ушло 348 дней, а у «Мод» Амундсена — даже 735. «Бравый» доберется до пункта назначения, наверно, месяца за три-четыре, если наши речные коробки не задержат его. Общественная жизнь на спасателе бьет ключом: шахматные и шашечные турниры, лекции, какие-то кружки; за несколько дней я успел побывать на двух лекциях. Наянов прочел доклад «Пятнадцать лет экспедиции», в котором сказал, что предстоит реконструкция речного флота, потому что меняется характер речного плавания, вступают в строй огромные водохранилища и новые каналы, позволяющие пропускать суда больших размеров и с большой осадкой. Много понадобится также землечерпалок и других технических судов. И все это мы будем перегонять. Кроме того, мы по-прежнему будем заниматься поставкой импортного флота, то есть перегонять всякие чешские, румынские, немецкие, финские суда. Перегонять будем также из сибирских рек, и даже из Амура: уже в этом году наши погонят красноярские самоходки из Енисея в Обь, то есть на запад!..

Вот наконец Обская губа, до которой так и не дотянул наш бедняга рефрижератор. В наступающих сумерках обская группа отделилась от каравана. Над черной водой Карского моря повисли традиционные ракеты — красные шестизвездные и еще какие-то другие, медлительные, на парашютиках.