Капитан у нас ленинградец, Репин, уже немолодой, седовласый, неразговорчивый и словно бы все время чем-то недовольный. Но Женька говорит, что это он так просто дуется, а вообще-то «мастер ничего». Старпом здесь — полный, добродушный южанин Иван Илларионович.

Сразу выпала работенка: подошли к борту спасателя «Капитана Афанасьева» и приняли масло, сметану, лук, сухое молоко, какие-то ящики, бочки, коробки. Это для «Ленина». Значит, мы идем на соединение с атомоходом.

В море сразу стало холодно. Но у нас в каюте — Ташкент. После обеда всей палубной командой делали «мокрую приборку». Мне выпало работать с боцманом: он поливал из шланга палубу и мостик, а я драил их щеткой. Уж чего-чего, а такой работы на судне хватает. Как, бывало, один матрос на «Табынске» говорил: «Корабль что царский двор— работа всегда найдется…» Сколько уж я этих полов перемыл — и здесь, и в армии — и всегда при этом думаю: «Интересно, какое это мероприятие — санитарно-гигиеническое или культурно-воспитательное?» Но со своей задачей, кажется, теперь справляюсь, потому что боцман сказал даже, чтоб не так отчаянно тер.

На второй день нашего плавания за бортом стали появляться небольшие льдинки, размытые водой и напоминающие то каких-то лесных зверьков, то птиц лебедей, то рыб. А под вечер пошли льдины побольше, и вода под ними зазеленела, точно в городском бассейне над кафелем облицовки.

Вечером крупнобитых льдов стало совсем много. Массивной подводной частью они нещадно лупят нас то по правой, то по левой скуле. Суда маневрируют, стараясь по черным разводьям обойти самые крупные льдины. И в конце концов, разбросанные в беспорядке и повернутые в разных направлениях, суда каравана замирают среди льдов. Затерло. Недаром же писал С. О. Макаров, что «мореплавание через Карское море без помощи ледоколов невозможно». Вон подходит спасатель «Капитан Афанасьев», штаб проводки срочно послал его на выручку. Вместе с «Бравым» они мало-помалу выводят нас на чистую воду. Сколько уже раз долбануло нас этими льдинами; беспокоимся, не погнуло ли насадку. Корпус у нас довольно прочный, вот танкерам тюменским приходится хуже: у них обшивка, как на моем прежнем рефрижераторе, — всего 4,5 миллиметра.

В полночь заступаю на вахту. Называется она очень выразительно: «собачья вахта» — с 12 до 4 утра. Стоять ее трудно, да и потом не дадут выспаться.

Вахту мы стоим вместе с Женей и капитаном. Около двух часов ночи прошли остров Белуха. Молчаливый наш «кэп» вдруг разговорился. Сказал, что тут, у Белухи, был потоплен «Сибиряков», мирный ледокол, герой Арктики, еще тридцать лет назад совершивший сквозное плавание в одну навигацию, за шестьдесят четыре дня. А погиб он в сорок третьем, как раз в эту пору. «Карманный линкор» немцев «Адмирал Шеер» прорвался тогда в Арктику и в Карском море встретился с «Сибиряковым». «Сибиряков» вез на Новую Землю дом для метеостанции. Немцы предложили им прекратить работу радиостанции, застопорить ход и сдаться. И тогда сибиряковцы решили задержать линкор и предупредить тем временем наш караван, стоявший у пролива Вилькицкого. Бой был, конечно, неравный. «Сибиряков» горел, и экипаж отстреливался до конца. Потом старший механик, думая, что капитан погиб, простился с командой и приказал открыть кингстоны. Здесь где-то могила «Сибирякова», у Белухи. Пятнадцать человек вместе с боцманом тогда попали в плен. А один кочегар спасся, добрался до острова и продержался здесь в одиночестве не больше не меньше как тридцать семь дней.