— Так не говорят, надо сказать: или человека, или индивидуума…

— Пусть будет индивидуума…

Вершилов улыбнулся.

— Ты ребенок, Жужа. Большой, взрослый ребенок…

— Старый уже ребенок, — добавила Жужа, нисколько, впрочем, не опечаленно и не грустно. — Старый-престарый…

Зазвонил телефон.

Жужа быстро сняла трубку, выслушала, сказала несколько слов.

— Меня вызывают в больницу…

— Идем вместе, — сказал Вершилов. — Сейчас возьму такси, довезу тебя и поеду в гостиницу спать…

— Приходи завтра, — сказала Жужа. — Сделаю гуляш по-венгерски, как ты любишь…

— В котором часу лучше прийти?

— В котором? — переспросила Жужа рассеянно, чувствовалось, что мысли ее были уже далеки от Вершилова, она уже была вся там, у себя в больнице. — Когда хочешь. Позвони сперва, или я позвоню…

— Хорошо, — ответил Вершилов. — Стало быть, созвонимся…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Когда в двенадцатую палату положили новенькую, Зои Ярославны не было в отделении, сидела на совещании у главного врача. Вернувшись в отделение, сперва побеседовала с сестрами, все ли ее указания выполнили, потом отправилась на кухню, проверить качество куриного супа; однажды во время дежурства она заставила повара вылить целый бак протертого овсяного супа; старик повар уверял, такого супа еще никогда и нигде не было, и все-таки, по настоянию Зои Ярославны, суп пришлось вылить. С того дня, несмотря на тихую ярость повара и его подручных, она не ленилась, регулярно посещала кухню и сама, независимо от дежурных, проверяла качество, вкус и количество положенной больным пищи.

Завидев ее еще издали, повар низко, даже чересчур низко поклонился ей.

— Матушка наша пожаловала, — сказал проникновенно. — Благодетельница, радетельница наша…

Если бы она не знала его достаточно хорошо, подумала бы: все это правда чистой воды, но старик повар славился на всю больницу ехидным, несговорчивым характером, кроме того, был невероятно обидчив, Вершилов даже как-то высказал предположение:

— Он вам, Зоя Ярославна, не простит вылитого супа…

— Отравит, не иначе? — усмехнулась Зоя Ярославна. — Ну и пусть отравит, все одно выживу!

— Что у нас нынче на обед? — невозмутимо, как бы не слыша его слов, спросила она повара.

— Куриный бульон, — ответил повар, любовно глядя на нее. — Бульон первый сорт, даже вы, красавица наша, останетесь довольными…

Зоя Ярославна, не обратив внимания на его нежный тон (до чего ласков сегодня, сил нет), зачерпнула разливательной ложкой немного бульона и еще одну ложку зачерпнула.

— Может, вам налить тарелочку? — по-прежнему ласково продолжал допрашивать повар. — Наверное, проголодались, красавица вы наша, шутка ли, день-деньской по этажам ножками топ да топ…

— А ну, хватит, — отрезала Зоя Ярославна. — Накормили меня своими красавицами по самое горлышко…

И, не сказав больше ни слова, повернулась к дверям. Что там ни говори, а старик знает свое дело, когда хочет — может из простого бревна нечто превосходное приготовить. Бульон и в самом деле был хорош…

Перед обедом она зашла в двенадцатую палату. Первым делом подошла к новенькой.

— Как дела? — спросила. — Успели освоиться?

— Вроде бы, — ответила больная: она была сравнительно молода, тридцать пять лет, но болезней нахватала, как говорится, с избытком: язва пищевода, диафрагмальная грыжа.