Он
мог быть и сборщиком налога у ворот бойни или помощником санитарного
смотрителя. Словом, этот человек, как видно, принадлежал к вьючным ослам на
нашей великой социальной мельнице, к парижским Ратонам, даже не знающим
своих Бертранов[14], был каким-то стержнем, вокруг которого вертелись
несчастья и людская скверна, - короче, одним из тех, о ком мы говорим: "Что
делать, нужны и такие!" Эти бледные от нравственных или физических страданий
лица неведомы нарядному Парижу. Но Париж - это настоящий океан. Бросайте в
него лот, и все же глубины его вам не измерить. Не собираетесь ли обозреть и
описать его? Обозревайте и описывайте - старайтесь сколько угодно: как бы ни
были многочисленны и пытливы его исследователи, но в этом океане всегда
найдется область, куда еще никто не проникал, неведомая пещера, жемчуга,
цветы, чудовища, нечто неслыханное, упущенное водолазами литературы. К
такого рода чудищам относится и "Дом Воке".
Здесь две фигуры представляли разительный контраст со всей группой
остальных пансионеров и нахлебников со стороны. Викторина Тайфер, правда,
отличалась нездоровой белизной, похожей на бледность малокровных девушек;
правда, присущая ей грусть и застенчивость, жалкий, хилый вид подходили к
общему страдальческому настроению - основному тону всей картины, но лицо ее
не было старообразным, в движениях, в голосе сказывалась живость. Эта юная
горемыка напоминала пожелтелый кустик, недавно пересаженный в неподходящую
почву. В желтоватости ее лица, в рыжевато-белокурых волосах, в чересчур
тонкой талии проявлялась та прелесть, какую современные поэты видят в
средневековых статуэтках. Исчерна-серые глаза выражали кротость и
христианское смирение. Под простым, дешевым платьем обозначались девические
формы. В сравнении с другими можно было назвать ее хорошенькой, а при
счастливой доле она бы стала восхитительной: поэзия женщины - в ее
благополучии, как в туалете - ее краса. Когда б веселье бала розоватым
отблеском легло на это бледное лицо; когда б отрада изящной жизни округлила
и подрумянила слегка впалые щеки; когда б любовь одушевила эти грустные
глаза, - Викторина смело могла бы поспорить красотою с любой, самой
красивой, девушкой. Ей нехватало того, что женщину перерождает, - тряпок и
любовных писем. Ее история могла бы стать сюжетом целой книги.
Отец Викторины находил какой-то повод не признавать ее своею дочерью,
отказывался взять ее к себе и не давал ей больше шестисот франков в год, а
все свое имущество он обратил в такие ценности, какие мог бы передать
целиком сыну. Когда мать Викторины, приехав перед смертью к дальней своей
родственнице вдове Кутюр, умерла от горя, г-жа Кутюр стала заботиться о
сироте, как о родном ребенке. К сожалению, у вдовы интендантского комиссара
времен Республики не было ровно ничего, кроме пенсии да вдовьего пособия, и
бедная, неопытная, ничем не обеспеченная девушка могла когда-нибудь остаться
без нее на произвол судьбы. |