|
Когда были налиты кофе и бренди и принесли сигары и сигареты, Хэвит в пятый раз встал из за стола и Ниро Вулф поднялся и последовал за ним из комнаты. Я закурил сигарету, просто чтобы что нибудь делать, и попытался быть общительным, слушая историю, которую рассказывал Адриан Дарт, но к тому времени, когда я закончил кофе, мною овладело беспокойство. По сердитому взгляду на лице Ниро Вулфа, который становился все злее за последний час, я знал, что он кипит и, когда это происходят, особенно вне дома, за него нельзя отвечать. Он даже мог обвинить Пайла в том, что тот погубит еду Фрица. Поэтому я положил то, что осталось от сигареты, в пепельницу, поднялся и направится к двери и был уже на полпути к ней, когда он вошел в комнату, все еще хмурясь. – Идем со мной, – буркнул он и пошел дальше. Путь в кухню из столовой лежал через кладовую длиной двадцать футов со стойками, полками и буфетами с обеих сторон. Вулф промаршировал через нее, а я шел за ним. В кухне двенадцать служанок сидели на стульях и табуретах и ели. У раковины трудилась женщина. Золтан что то делал у холодильника. Фриц, который наливал стакан вина, по видимому для себя, повернулся, когда вошел Вулф, и поставил бутылку. Вулф подошел к нему, остановился и заговорил: – Фриц, я приношу свои извинения. Я позволил мистеру Хэвиту прельстить тебя. Мне следовало бы знать лучше. Я прошу у тебя прощения. Фриц сделал жест рукой, в другой он держал стакан с вином. – Не следует просить прощения, можно только сожалеть. Человек заболел, очень жаль, но не из за моей еды. Я уверяю вас. – Ты в этом не нуждаешься. Не из за твоей еды, а из за того, как она была ему доставлена. Я повторяю, что я виноват, но я не буду сейчас на этом подробно останавливаться, это подождет. Есть аспект, не терпящий отлагательств. – Вулф повернулся. – Арчи, эти женщины все здесь? Мне пришлось повернуться, чтобы пересчитать их, рассеянных по всей кухне. – Да, сэр. Все присутствуют. Двенадцать. – Собери их. Они могут стоять, – он указал пальцем на нишу, – вон там. И возьми Феликса. В это трудно было поверить. Они ели, а для него отрывать мужчину или женщину от еды было неслыханным. Даже меня. Только в случае исключительной необходимости он мог когда либо попросить меня отложить еду до того, как я ее кончил. Сердитость не могла быть тому причиной. Но не дрогнув и бровью, я повернулся и позвал: – Простите, леди, но если мистер Вулф говорит, что это срочно, то это действительно так. Вот туда, пожалуйста, все. Затем я прошел через коридор кладовую, толкнул дверь, поймал взгляд Феликса и поманил его пальцем. Он подошел. К тому времени, когда мы пришли в кухню, девушки покинули стулья и табуреты и собрались в нише, но без всякого энтузиазма. Они ворчали и некоторые бросали на меня злые взгляды, когда я приблизился вместе с Феликсом. Подошел Вулф с Золтаном и остановился с плотно сжатыми губами, обозревая их. – Я понимаю вас, – сказал он, – что первым блюдом, который вы принесли к столу, была икра на блинах со сметаной. Порция, поданная мистеру Пайлу и съеденная им, содержала мышьяк. Мистер Пайл находится наверху в постели, к нему приглашены три врача, и, вероятно, он умрет в течение этого часа. Я говорю… – Он остановился, чтобы взглянуть на них. Они реагировали или играли, – это не имеет значения: они же были актрисы. Были и затруднительное дыхание, и восклицания, и одна из них схватилась рукой за горло, а другая, обнажив руки, закрыла уши ладонями. Когда его взгляд восстановил порядок, Вулф продолжал: – Будьте добры, держитесь спокойно и слушайте. |
