– Кто брал последнюю со стола?
Она показала на Люси Морган:
– Она.
– Кого вы спросили, где ваша тарелка?
Она показала на Золтана:
– Его.
Вулф повернулся.
– Золтан?
– Да, сэр, я хочу сказать, она спросила, где ее тарелка. Я отвернулся, когда брали последнюю тарелку. Я хочу сказать, я не знаю, где она была,
просто она спросила меня об этом. Я спросил Фрица, следует ли мне идти в столовую и посмотреть, не хватает ли одной тарелки, но он сказал, что
не надо, что Феликс там и посмотрит за этим.
Вулф повернулся назад к Фэри Фабер.
– Где та комната, где вы поправляли волосы?
Она указала по направлению к кладовой:
– Вон там.
– За дверью, за углом, – сказал Феликс.
– Как долго вы там были?
– Боже мой, я не знаю. Вы думаете, я засекала время? Когда Арчи Гудвин разговаривал с нами, а мистер Шривер пришел и сказал, что они собираются
начинать, я вскоре пошла туда.
Вулф кивнул мне.
– Так вот где ты был. Я мог бы догадаться, если рядом двенадцать молодых женщин. Предположим, мисс Фабер отправилась поправлять прическу вскоре
после того, как ты ушел, скажем, через три минуты. Сколько времени она была там, если последняя тарелка была взята со стола в тот момент, когда
она вернулась в кухню?
Я подумал:
– От пятнадцати до двадцати минут.
Он прорычал:
– Что было не в порядке в вашей прическе?
– Я не сказала, что что то с ней было не в порядке. – Она начала раздражаться. – Послушайте, мистер, вы хотите все детали?
– Нет. – Вулф минуту обозревал их, потом вдохнул в себя воздух, достаточно для того, чтобы наполнить все его внутренности. Скажем, два бушеля.
Выдохнул его, повернулся к нам спиной, увидел стакан вина, оставленный Фрицем на столе, подошел и поднял его, затем понюхал и стал
рассматривать. Девушки начали шуметь, и, услышав их, он поставил стакан и вернулся обратно.
– Вы в западне, – сказал он. – То же самое и я. Вы слышали, как я принес извинения мистеру Бренеру и признал свою ответственность за то, что он
обязался приготовить этот обед. Когда наверху я увидел, что мистер Пайл умрет, и пришел к заключению, о котором я вам рассказал, я почувствовал
себя вынужденным разоблачить преступника. Я должен принять на себя это обязательство. Когда я спустился сюда, я подумал, что это будет простое
дело: выяснить, кто подал отравленную тарелку мистеру Пайлу. Но я ошибся. Теперь ясно, что я должен иметь дело с человеком, который не только
находчив и изобретателен, но также и сообразителен и дерзок.
Когда только что я наступал на нее и, как я думал, неумолимо приближался к ней, к той точке, где ей придется опровергнуть одну из вас или
отрицать, что она подавала кому то первое блюдо, она про себя насмехалась надо мной, и не без причины, так как ее удачный ход сработал… Она
выскользнула у меня из пальцев… и…
– Но она не выскользнула! – это вырвалось у одной из них, чьего имени у меня не было. – Она сказала, что она никого не обслужила?
Вулф покачал головой.
– Нет. Не мисс Фабер. Она – единственная, кто исключается. Она говорит, что отсутствовала в этой комнате в течение всего периода, когда тарелки
были взяты со стола, а она не осмелилась бы это сказать, если бы на самом деле она была здесь, взяла тарелку и понесла ее мистеру Пайлу. Ее
наверняка увидел бы кто нибудь еще из вас. – Он снова покачал головой. – Не она. Но это может быть любая другая из вас. Вы – я говорю сейчас о
той, которая еще не узнана, – вы должны необычайно верить в сопутствующее вам счастье, даже при вашей хитрости. |