– Не надейся, Витюня, не придумывай. Жирно будет тратить отпуск для встреч с друзьями. Приехал я по путевке в один из ваших санаториев. Лечить героические раны, полученные на ниве борьбы с преступностью, – продекламировал я тоном партийного руководителя большевистского прошлого. – Орденов не дождешься, так хоть подлечиться на халяву.

Улыбка сползла с лица Ваютина. Обиженно поморгал. Наверно, задели парня едкие мои замечания. Но долго обижаться Ваютин не умел – отходил буквально через несколько минут.

– Шутишь? – с надеждой спросил он и повторил уже без вопросительного знака. – Конечно шутишь!

– Шучу, – с улыбкой ответил я. Будто подоженный моей улыбочкой, Витюня засиял в полную силу. – Ты уж извини, люблю подшучивать…

– Ладно, ладно! – извиняюще замахал Ваютин обеими руками. – Посиди с Петровым, потренируй бойкий язык, а я в темпе соберу бумажки промокашки. Поедем ко мне домой. Бутылочка всегда на готове, закуску жена быстро соберет… Побалдеем, раслабимся…

Витюня взлетел по лестнице на второй этаж с такой же скоостью, как и спускался.

Пока он собирал свои бумажки промокашки я молча разгуливал по комнате. Петров нетерпеливо смотрел на меня, ожидая обещанного «чесания языком». Но трепаться с дежурным у меня не было ни малейшего желания. Невольно вспомнил об обещанном Витюней ужине, который компенсирует пропущенный санаторный. Сразу желудок взбунтовался, требуя немедленного заполнения пустующего об»ема.

Потерпи, родной, помолчи, милый, мысленно уговаривал я его, Ваютинская жинка не подведет, судя по восторженным откликам мужа, она хозяйка на все сто с гаком…

23

Ожидания оправдались. Марийка столько выставила на стол салатов и винегретов, столько нарезала сыра и колбасы, что при виде этого великолепия слюна потекла, как ручей весной.

Смотрел я на хлопотунью и завидовал Ваютину. Мне бы такую женушку – живи и радуйся. Пожалуй, впервые я ощутил одиночество. Светлана – не та женщина, которая мне нужна.

После ужина, дождавшись, когда хозяйка уберет вымытую посуду и наведет порядок на кухне, мы расположились для задушевной беседы. Марийка ушла в комнату, где немедленно забортал включенный на половину мощности телевизор. Потрепались о прежней жизни, вспомнили товарищей по угрозыску – погибших и живых, выпили ещё по чарочке, послали следом по второй.

Сразу переходить к делу я считал нетактичным, переход от застольной беседы к деловому разговору должен быть плавным и осторожным,

– Хватит притворяться, – неожиданно нарушил задуманную «плавность» хозяин. – Чую пришел ты не только повидаться, но и попросить о чем то. Выкладывай, Славка, не тяни. Для храбрости можешь хлопнуть рюмашку.

Витюня постучал ладонью по столу, будто показал место, куда я должен выложить свою просьбу. Улыбка исчезла, глаза сощурились, лоб перерезала горизонтальная морщина, голова склонилась на правое плечо.

– Ну, что ж, сам напросился, – неловко извинился я. – Ты не ошибся. Имеется не просьба – просьбишка.

– А если без вступления? Сам знаешь, не люблю хитрых подходцев.

– Можно и без подходов, – миролюбивл согласился я. – Наберись терпения и выслушай.

Подробная исповедь заняла не меньше сорока минут с довеском. Ибо я постарался не только передать подробности происшедших событий, но и дать каждому из них соответствующую оценку. Соответствено выложил возникшие у меня версии. С фактами, предположениями и сомнениями.

Ибо я отлично изучил удивительные способности Ваютина подвергать жесткой критике каждое слово собеседника, азартно громить каждый его довод. Лучше избавить Витюню от тяжкого труда – самому себя раздолбать.

Слишком ранимое у меня самолюбие – запустит Ваютин пяток отточенных иголок, долго болеть будет.