|
Когда сестра Симплиция спрашивала у нее, как она себя чувствует, она неизменно отвечала: "Хорошо. Но мне хотелось бы видеть господина Мадлена". Несколько месяцев назад, когда Фантина потеряла последний стыд и последнюю радость, она была собственной тенью, теперь она стала собственным призраком. Физический недуг довершил дело недуга нравственного. У этой двадцатипятилетней женщины был морщинистый лоб, дряблые щеки, заострившийся нос, обнажившиеся десны, свинцовый цвет лица, костлявая шея, торчащие ключицы, хилое тело, землистая кожа, а в отраставших белокурых волосах появилась седина. Увы! Как искусно болезнь надевает на нас личину старости! В полдень врач пришел еще раз, дал несколько предписаний, осведомился, приходил ли в больницу г-н мэр, и покачал головой. Обычно Мадлен навещал больную в три часа. Он был точен, ибо точность здесь была проявлением его доброты. Около половины третьего Фантина начала волноваться. В течение двадцати минут она чуть не десять раз спросила у монахини: "Сестрица, который час?" Но вот пробило три часа. После третьего удара Фантина, которая обычно лежала почти неподвижно, села на постели, судорожно стиснула свои худые, желтые руки, н монахиня услышала, как из ее груди вырвался глубокий вздох, который говорит о том, что с сердца свалился камень. Потом Фантина обернулась и посмотрела на дверь. Однако никто не вошел, дверь оставалась закрытой. Четверть часа больная сидела в той же позе, устремив взгляд на дверь, не шевелясь, затаив дыхание. Сестра не решалась заговорить с ней. На церковной колокольне пробило четверть четвертого. Фантина снова откинулась на подушку. Она ничего не сказала и снова начала собирать простыню в складки. Прошло полчаса, прошел час. Никто не приходил. Каждый раз, когда били часы, Фантина приподнималась и смотрела на дверь, потом снова падала на подушку. Все понимали, о чем она думает, но она не произносила ничьего имени, не жаловалась, никого не обвиняла. Она только кашляла страшным, зловещим кашлем. Казалось, на нее нисходил мрак. Она была бледна, как смерть, губы у нее посинели. Время от времени она улыбалась. Пробило пять часов. И сестра расслышала, как она сказала тихо и очень кротко: - Завтра я ухожу, нехорошо он поступил, что не пришел сегодня! Сестра Симплиция была и сама удивлена тем, что г-н Мадлен запаздывает. А Фантина смотрела теперь вверх, на полог своей постели, и словно искала или вспоминала что-то. Вдруг она запела слабым, как дуновение ветерка, голосом. Монахиня стала прислушиваться. Вот что пела Фантина: Чудесных вещей мы накупим, гуляя По тихим предместьям в воскресный денек. Ах, белая роза, малютка родная, Ах, белая роза, мой нежный цветок! Вчера мне пречистая дева предстала, - Стоит возле печки в плаще золотом И молвит мне: "Ты о ребенке мечтала, - Я дочку тебе принесла под плащом". |
