Николай помедлил секунду и шагнул в туман.

Держась за руки, молодые люди добрались до того места, где марево сменилось легкой предутренней обычной дымкой, прошли еще немного по дороге, а после уселись на лавочку, которую невесть кто и невесть когда здесь установил. Судя по ее изрезанности ножами и иным внешним призракам, случилось это очень, очень давно.

– Кто тебя так? – хмуро спросил Николай, глянув на ее руки – Кому я бошку в ближайшие дни откручу?

– Никому – закуталась в куртку девушка – Старшие мои в своем праве. Я много глупостей наделала, когда к тебе рвалась все эти дни, так что за дело меня наказали. И ты не лезь, понятно? Только хуже будет, и мне, и тебе. У вас свои законы, у нас свои.

– Хреновые у вас законы – буркнул Нифонтов, осознавая, что девушка права – Люд, ну давай я с твоей старшей поговорю? А лучше это Ровнин сделает, он на такие дела мастер. Кто-кто, а он найдет аргументы, от которых твои бабки быстро присмиреют.

– А долго ли я после того протяну? – уточнила у него Людмила – Или, что куда вернее, ты? Они нам годика два-три отмерят, чтобы мы счастья глотнули, а после все разрушат, да так, что одна труха останется. Я знаю, что говорю, так и случится. Так что – нет, милый. Нет. Пока они сами меня своей доброй волей не отпустят, сказав при этом заветные обрядные слова, ничего у нас не сладится. Не будет нам жизни.

– Что там этот дятел про обруч и шею говорил? – вздохнул Николай – Чего еще твои бабки придумали?

– Не бери в голову – попросила его Людмила, отведя глаза в сторону – Главное – ты жив-здоров, я сама в том убедилась. А то они, когда приходили, рассказывали о том, что ты вот-вот умрешь, что твои друзья с ног сбились, а лекарства так и не нашли.

– Врали – заверил ее Нифонтов, зафиксировав в памяти слово «приходили». Значит, держали ее где-то, не пускали к нему – И я в порядке, и мандрагыр ребята нашли. Вернее – наоборот.

– Ну и хорошо – девичьи руки оплели его шею – Ну, а теперь мне пора, милый. Скоро рассветет, а дорога до дома неблизкая.

– Но пара минут еще есть?

– Если только пара…

Вскоре сорока-белобока, треща крыльями, заложила круг над деревьями и исчезла из вида, а Николай, посмотрев ей вслед, направился в сторону больницы.

Что скрывать, на душе у него было пасмурно. И от осознания того, что Людмиле, скорее всего, крепко перепадет за то, что она нынче ночью отправилась к нему, и от того, что он никак не сможет ее защитить в этой ситуации. Плюс он никак не мог решить для себя – верно ли он поступил там, на поляне. Да, его любимая ведьма все сказала правильно, тут имела место быть пограничная ситуация, о которых ему не раз рассказывали и Пал Палыч, и Ровнин, и тетя Паша. Такая, в которой сотрудник отдела имеет право не идти до конца, пытаясь спасти людскую жизнь. Подобное пусть нечасто, но в работе Отдела случается. Человек сам сделал свой выбор, сам, по доброй воле, сунул голову в пасть льва, и потому он, Нифонтов, не обязан жертвовать собой ради того, чтобы тот жил дальше и творил подобные глупости. Сделать все, что можно, все, что в его силах – обязан. А умирать – нет. Грань между долгом и жизнью пусть очень тонка, но все же есть, и сегодня по одну сторону ее оказался Николай, по другую – дурак Алешка.

Только вот отчего-то на душе у него чем дальше, тем сумрачнее становилось. Впору хоть разворачивайся, да обратно беги.

Кто его знает, до чего бы в результате Николай додумался, не дойди он к тому моменту почти до ворот больницы и не увидь около них до боли знакомый микроавтобус и курящего около него Пал Палыча.