- Что же это за фраза? - спросила старшая дама.
- Вот эта фраза, - отвечала Жанна:
- «Сударь, сжальтесь над маленькой сироткой, по прямой линии потомком Генриха Валуа».
- Фу, какая гадость! - с жестом отвращения воскликнула старшая посетительница.
- Какое же впечатление производила эта фраза на тех, к кому вы с ней обращались? - спросила младшая.
- О, Господи! Именно такое, на какое и рассчитывала моя мать, сударыня: я приносила домой немного денег, а отец мог на несколько дней отдалить ужасное будущее, которое ему грозило, - больницу.
Черты старшей женщины исказились, на глазах младшей показались слезы.
- В конце концов, сударыни, хотя это отвратительное ремесло и дало некоторое облегчение отцу, я взбунтовалась. Однажды, вместо того, чтобы бежать за прохожими и преследовать их этой привычной фразой, я села на каменную тумбу и так просидела часть дня, подавленная горем. Вечером я вернулась домой с пустыми руками. Мать избила меня так, что на следующий день я заболела. Отец, лишенный всякой помощи, вынужден был уехать в больницу, там он и умер.
- Какая ужасная история! - прошептали обе дамы.
- Но что же вы делали, когда умер ваш отец? - спросила младшая посетительница.
- Господь сжалился надо мной. Через месяц после смерти моего несчастного отца мать сбежала с солдатом, своим любовником, а нас с братом бросила.
- И вы остались сиротами?
- Сударыня! В противоположность другим детям мы не были сиротами - у нас была мать. Нас приютила общественная благотворительность. Но так как для нас просить милостыню было тяжело, то мы просили ее только на самое необходимое. Бог повелел своим созданиям стремиться жить.
- Увы!
- Что еще сказать вам, сударыни? Однажды я имела счастье встретить карету, которая медленно поднималась к Сен-Марсельскому предместью; на запятках стояли четверо лакеев; в карете сидела красивая и еще молодая женщина; я протянула руку; она стала меня расспрашивать; мой ответ и мое имя сначала поразили ее, потом вызвали недоверие. Я дала ей адрес приюта и все необходимые сведения. Уже на следующий день она знала, что я не лгала; она взяла нас - и брата, и меня: брата отдала в армию, а меня - в швейную мастерскую. Таким образом, мы оба были спасены от голода.
- Эта дама была госпожа де Буланвилье?
- Она самая.
- Она, кажется, умерла?
- Да, и ее смерть столкнула меня в бездну.
- Но ведь ее муж еще жив, и он богат!
- Никому иному, как ее мужу, сударыня, я обязана всеми страданиями юной девушки, так же, как матери обязана всеми несчастьями ребенка. Я выросла, и, быть может, похорошела, он это заметил; он хотел взять определенную плату за свои благодеяния - я отказалась. Тем временем госпожа де Буланвилье умерла, а я, я, которая вышла замуж за храброго и преданного военного, господина де ла Мотта, оказалась в разлуке с мужем и после ее смерти стала еще более одинока, чем после смерти отца.
Такова моя история, сударыни. Я сократила ее: страдания всегда длительны, и от рассказа о них надо избавлять людей счастливых, даже если это благодетели, какими представляетесь мне вы, сударыни.
Продолжительное молчание наступило вслед за последним периодом истории г-жи де ла Мотт.
Нарушила его старшая дама.
- А что делает ваш муж? - спросила она. |