Книги Проза Василий Аксенов Ожог страница 61

Изменить размер шрифта - +
.. ниша  с вазой и купидоном!.. и вдруг  гнусная мыльня
выветрилась из сознания, в памяти  возникло волнение, и  весь этот миг с его
жестом, светом и звуком прервал мне дыхание, и ты вспомнил, как
     Мелкий лист ракит
     С седых, кариатид
     Спадал на сырость плит
     Осенних госпиталей.

     ...Был осенний,  холодный и прозрачный, катящийся  к закату день, когда
сквозь пожухлую листву бузины  я вышел  к  разрушенному дворцу и  прошел под
аркой,  на  которой  еще уцелело  изречение  PRO  CONSILLO  SVO  VIRGINUE. Я
оказался  на плитах, меж  которых  торчали  пучки  рыжей травы, а наверху на
балконах с обнажившейся арматурой росли даже кустики. Я оказался в этом углу
запустения, уединенной юдоли, земной глуши,  жизни, разрушенной  в некоторые
времена. Но, как ни странно, убожество разрухи и даже смерзшиеся кучки кала,
отбитые носы  и  половые железы  античных  статуй не  вызывали презрительной
жалости и  не унижали глаза.  Некогда  шумный и богатый дом вот  уж  столько
десятков лет жил в  смиренном,  но  гордом умирании, в  достоинстве, которое
неподвластно никаким  варварам и никакой взрывчатке, и, наверное, каждый год
в эту пору какой-нибудь четырнадцатилетний мальчик вроде меня выходил сквозь
пожухлые  листья  бузины  на  мраморные  плиты, и  у  него  кожа покрывалась
пупырышками от  волнения. Он  видел  сквозь  пустые  окна  и  провалы  крыши
прозрачное осеннее небо с летящим багряным листом и понимал, что дом обещает
ему его  будущую  жизнь, и  вот  этот поворот к нему  длинной тонкой фигуры,
гладкой птичьей головки с огромными украинскими глазами, и только Бог знает,
что еще обещает  и о чем  напоминает ему этот разрушенный и заросший бузиной
дом на пороге юности.
     - Куда мы отправляемся? - спросила Фильченко.
     - Ко мне в мастерскую, - машинально ответил Хвастищев.
     Она тут  усмехнулась, и  усмешка эта кривая вмиг развеяла  очарование и
напомнила Хвастищеву, что он зверски пьян, что он хлыщ, гуляка, гнусный тип,
а с ним валютная шлюха, стукачка, оторва Тамарка.
     -  Лепить,  что  ли,  меня  хотите? -  снова  усмехнулась  она жалко  и
вульгарно, с  полной покорностью,  но в то же время и с недобрым полицейским
смыслом.
     Откуда же возник тот миг и образ дворца и неужели в душе Тамарки ничего
не шевельнулось, когда она ТАК обернулась и ТАК положила руку на вазу?
     - Молчи,  Тамарка,  поменьше  спрашивай, - грубовато  сказал Хвастищев,
взял  девушку крепко  под локоть и повлек в гардеробную,  словно строгий муж
подгулявшую супружницу.
     В  гардеробной валютного  бара происходила  какая-то дикая  сцена.  Две
очень  объемистых, но проворных  задницы,  окаймленных серебряными галунами,
сновали взад и вперед по полу. Так, должно быть, по ночам в подземных штабах
снуют  по  меркаторовой  карте  мира  вдохновенные  ядерные  генералы. Возле
зеркала  в задумчивой позе, словно Принц  Датский, с Кларой  на  руках стоял
Тандерджет.
Быстрый переход