И вот пришло утро, когда знакомый голос диктора объявил, что сегодня, сегодня ожидается прибытие Первой марсианской экспедиции. Платон Григорьевич получил пригласительный билет на Красную площадь, так как межпланетный корабль должен был совершить посадку перед трибунами Мавзолея.

Впервые Советское правительство решило показать всему миру, на каких аппаратах были достигнуты наибольшие успехи в освоении космоса. Это было продиктовано и требованиями международной обстановки и многими другими факторами. С другой стороны, методы компенсации сил тяготения, освоенные советской техникой, делали подобное приземление делом сравнительно безопасным как для экипажа корабля, так и для находящихся на площади людей: мощная струя раскаленных газов, бьющих из сопла реактивного двигателя, здесь отсутствовала.

Платон Григорьевич спрятал пригласительный билет в ящик письменного стола и праздничными улицами направился к дому, где жил Диспетчер. Он знал, что Диспетчер не будет присутствовать при встрече: это было бы слишком большим испытанием для его нервной системы. Ведь он мог только слышать – не видеть. Неправильно понятый возглас, шум взволнованных людей могли нежелательно отразиться на его состоянии.

Диспетчера Платон Григорьевич застал у включенного телевизора. Сюда в комнату врывались звуки маршей, голоса людей на площади, и прилегающих к ней улицах. Изображения на экране не было. Диспетчер включил только звук, и Платон Григорьевич повернул ручку яркости.

– Вы включили изображение? – спросил Диспетчер и сдержанно и как‑то боязливо улыбнулся. – А у меня есть сюрприз для вас, Платон Григорьевич. Я считаю пальцы… Да, да, пальцы! Вот сейчас засветился экран, и я это увидел, смутно, но увидел. Это ведь о чем‑то говорит?

Платон Григорьевич заметался по комнате, только сейчас он до конца понял, чего стоили эти слова Диспетчеру. Он включил настольную лампу – на крышке стола груда исписанных вкривь и вкось листков, почерк крив и неуверен, пластмассовые рамки для письма вслепую, – задернул шторы, вернулся к Диспетчеру.

– А ну‑ка, Михаил Антонович, подойдите к столу, – придерживая Диспетчера за локоть, Платон Григорьевич подвел его к столу. – Ну, сколько сейчас? – Платон Григорьевич провел перед лампой пальцем, и тень от него пробежала по лицу Диспетчера.

– Кажется, один…

– А сейчас?

– Сейчас два! Правильно? А сейчас четыре… И снова один.

– Вы будете видеть, Диспетчер, будете видеть…– Платон Григорьевич вытер вспотевший лоб. – Это ожог, ожог сетчатки каким‑то странным, особенным светом… Ведь мы с вами твердо знаем, что впереди ничего не было…

– Этот свет был во мне, Платон Григорьевич, и в этом разгадка всех тайн. Направленный и целеустремленный мираж… Но послушайте, кажется, там начинается…

Мощный поток звуков наполнил комнату. Платон Григорьевич хотел было уменьшить громкость и уже взялся за ручку, но Диспетчер остановил его.

– Ничего, – сказал он. – Пусть идет на полной громкости… Мне легче будет представить себе, что сейчас творится на площади.

– Показался корабль, – сказал Платон Григорьевич. – Но ведь это диск! Какой громадный… Он сейчас над ГУМом, делает круг над площадью, один… Но он невероятных размеров!

– Сто пятьдесят метров в диаметре, – сказал Диспетчер,‑и это далеко не предел. Но что там, что вы видите, Платон Григорьевич?

– Он опускается прямо на площадь. Ужасно, что вы не можете сами…

– Ничего, ничего, я знаю твердо, что скоро буду видеть и буду летать, мне много предстоит интересных дел… Ну как? Он уже совершил посадку?

– У него снизу какие‑то черные шары…

– Это амортизаторы, самые обыкновенные надувные амортизаторы, заменяющие ему шасси…

– Все! Он сел… Вы слышите, что делается на площади?

А по площади после минутного молчания пронесся единый крик, в нем были изумление, и радость, и полнота чувств: ведь каждый, кто был там, вблизи Мавзолея, чувствовал и себя участником этого необыкновенного события.