— Посмотрим, что можно придумать, — упавшим голосом ответила Элизабет.

— Сегодня, Лиззи! Найди мне замену.

— Трудная задача.

— Постарайся!

— Ладно!

— Кровь из носу!

— Ладно!

— Я не шучу, Элизабет. Вряд ли тебя устроит, если я поставлю его на ноги, а он проведет остаток жизни в тюрьме за убийство лечащего врача. Я рада, что ты находишь это смешным.

В сердцах Лайла швырнула трубку. Она даже не поинтересовалась самочувствием Элизабет, но если та настолько зашлась от хохота, то, видимо, чувствовала себя великолепно. Вряд ли Лайле стоило рисковать своей профессиональной репутацией из-за сиюминутного желания бросить Адама в его теперешнем состоянии. Очевидно, не позднее чем через несколько дней она спокойно отбудет и с ним станет возиться кто-нибудь другой. Пока же ей придется обуздать себя и работать с полной отдачей, но по возможности держать дистанцию.

В таком прагматическом расположении духа Лайла вернулась к Адаму.

— Отлично, на аппетит жаловаться не приходится. — Она убрала пустой поднос с кровати.

— Что доктор?

— Доктор?

— Ты ведь ему звонила?

— А, да, его еще нет на месте.

— Он всегда появляется рано утром.

— Видимо, у него обход.

— Он сказал тебе что-то такое, что не следует мне знать, не так ли? — подозрительно спросил Адам. — Он сказал, чтобы ты не радовалась, потому что эта судорога ровным счетом ничего не меняет.

Уперев руки в бока, она вперилась в него взглядом.

— О Боже, да ты к тому же параноик!

— Тогда почему ты ничего мне не сообщаешь?

— Если хочешь знать, я вообще туда не звонила. Я разговаривала с Элизабет и Тэдом.

— Зачем это?

— Чтобы уволиться. — Неподдельное изумление на лице Адама заставило ее продолжить: — Разве ты не этого хочешь?

— Да, конечно, но…

— Что «но»?

— Ты вроде не из тех, кто не доводит дело до конца.

— Я и не бросаю начатое. Обычно. Но наше взаимное отвращение настолько велико, что, боюсь, это помешает выздоровлению.

— Тебе что, не достает профессионализма, чтобы отбросить личное?

За последние полчаса ей пришлось выслушать одно и то же дважды. В этот раз вызов исходил от Адама Кэйвано: высокомерие в легком наклоне головы, красноречивый упрек во всем его облике. В течение какого-то мгновения она сверлила его взглядом своих непокорных голубых глаз.

— Достает, черт побери. А ты, достаточно ли ты мужчина, чтобы лечиться, не оскорбляя меня?

— Не спорю, ты права.

— Никакого нытья. Никаких жалоб. Никаких истерик.

— Согласен.

— Порой ты будешь загибаться от боли, но я не остановлюсь.

— Я могу терпеть.

— Ты в самом деле хочешь снова ходить?

— Вопрос совсем не в том, чтобы снова ходить. Я жажду бегать, ходить под парусами и на лыжах и… забраться на эту чертову итальянскую вершину.

— Тогда нам предстоят недели, а может, и месяцы тяжелой работы. Придется терпеть и потеть сильнее, чем когда-либо в жизни. Прежде чем все закончится, ты побьешь рекорды выносливости и самообладания, о которых и представления не имел.

— Я готов.

Лайла осторожно спрятала улыбку. Его настроение и отношение к лечению изменилось на сто восемьдесят градусов.