Так почему же тогда при одной только мысли о его поцелуе, внутри у нее все сжимается? Осматривая атрофированные конечности, она лишь хотела убедить его в своем равнодушии к мужской наготе. Но результаты неожиданно оказались обратными. Невероятно, но именно она-то и не может оправиться от впечатления. Причем совершенно не того, что ожидалось.
В течение всей ночи Лайла каждые два часа переворачивала его. Сначала все ее попытки натыкались на грубые, грязные ругательства и оскорбления. Она старалась не обращать внимания и силой перевернула его.
— Удобно?
— Иди к черту!
— Спокойной ночи.
— Пошла ты!
Потом посреди ночи она проснулась от неясного тревожного предчувствия и, спотыкаясь в темноте его апартаментов, услышала, как он стонет во сне.
— Адам! — тихонько позвала она. Перевернув его на спину, она заметила слезы на его щеках.
— Пьер! — взволнованно звал он. — Алекс?! Отзовитесь! О Боже, только не это! Я не могу их отыскать. Почему они молчат?
Лайла снова перевернула его, теперь уже на другой бок, подоткнула простыню и отошла. Адам продолжал бредить, и Лайла не уходила до тех пор, пока его мучительное бормотание не стихло и дыхание не выровнялось. Позже он спал или притворялся спящим, когда она еще несколько раз переворачивала его.
Каждый раз, дотрагиваясь до него, ощущая тепло его кожи, она испытывала странное ощущение в нижней части живота.
Идиотизм! Невероятно! Это у нее-то дрожат поджилки из-за какого-то мужчины! А уж из-за Кэйвано и подавно. Чистой воды идиотизм.
Натянув белые шорты и белую тенниску с вышитым шелком громадным красным цветком гибискуса спереди, Лайла покинула спальню.
— О, Пит, дай Бог тебе здоровья! — воскликнула она, уловив на кухне аромат свежесваренного кофе.
Широко улыбнувшись, Пит подал ей чашку дымящегося кофе. Лайла отказалась от сахара и сливок и, прихлебывая горячий кофе, села за стойку.
— Ветчина, яйца, блинчики? — предложил Пит.
— Спасибо, нет. Лучше фрукты. — Прямо перед ее приходом Пит как раз наполнял блюдо дольками манго, папайи и ананаса. — И ломтик тоста, пожалуйста. Что нового наверху?
— Употребил судно. Заявил, больше не хочет им пользоваться.
Лайла довольно посмеялась, поглощая свой легкий завтрак.
— Прекрасно. Может, это сподвигнет его прибегнуть к помощи кресла-каталки и он станет самостоятельно ходить в туалет. — Она смахнула крошки. — Спасибо. Пора приниматься за дело. Поднос уже готов?
Она отказалась от помощи Пита и сама понесла завтрак наверх. Предупредив стуком о своем появлении, Лайла сразу же распахнула дверь.
— Доброе ут… — она осеклась и тут же бросилась к кровати, едва успев поставить поднос. — Боже, что с тобой?
Лицо Адама исказилось от нестерпимой боли. Испарина обильно покрывала лоб, побелевшие от напряжения губы приоткрылись, обнажив стиснутые в ярости зубы.
— Левое бедро… Судорога… — еле-еле выдохнул он.
Лайла, откинув простыню, бегло осмотрела бедро, дотронулась до сведенной судорогой мышцы.
— Спастичность, — заключила она и принялась ловко массировать ногу.
Адам дважды вскрикнул от боли.
— Дать болеутоляющее?
— Нет. Ненавижу собственную слабость.
— Смири гордыню. Прими, помогает…
— Никаких таблеток! — взорвался Адам.
— Хорошо, — прокричала она в ответ. Слава Богу, ее прикосновения не были столь резки, как голос. Лайла терпеливо продолжила процедуру, бедро отпустило, расслабилось и его лицо. |