Слишком взволнованная, чтобы продолжать, Лайла знаком попросила Пита трогаться. На перекрестке они остановились, уступая дорогу девочке в инвалидной коляске, — няня перевозила ее через дорогу. Девочка с улыбкой прислушивалась к голосу няни.

— Присмотрись повнимательнее, Адам. Вы очень похожи. Отличие только в том, что она улыбается, а не смотрит волком, да еще в том, что она парализована навсегда. — Лайла вдруг раскинула руки, как бы пытаясь обнять все это пространство. — Да-да, все, находящиеся здесь, обречены на инвалидные коляски до конца жизни. И рады даже малейшей возможности двигаться. — Она яростно смахнула слезы, градом катившиеся по щекам. — Как ты смеешь… Как ты смеешь быть таким бессовестным эгоистом, когда перед тобой открывается прекрасная возможность вновь начать ходить, свободно двигаться, жить нормальной жизнью, а они всего этого лишены навсегда. — Она содрогнулась и, в упор глядя на Адама, резко махнула рукой: — Пит, вези нас обратно.

Дорога домой показалась очень долгой, все это время в фургоне царила гробовая тишина.

На следующее утро Лайла не сразу заглянула к Адаму, а выждала, пока тот позавтракает и побреется. Вчера вечером по возвращении она уложила его в постель и ушла, не сказав ни слова. Нарушая профессиональную этику экскурсией в реабилитационный центр, Лайла ни на минуту не сомневалась в правильности своего решения — Адам заслуживал жесткой шокотерапии. Пожалуй, не следовало и оставлять его одного вчера вечером, но Лайла испугалась самою себя — казалось, что стоит ей лишь дотронуться до него, как руки сами вцепятся ему в горло и она просто-напросто его придушит.

А сейчас, стоя на пороге его спальни, она не знала, чего и ждать: не исключено, что больной опять запустит в нее чашкой. Однако при виде Лайлы Адам просто поставил чашку кофе на ночной столик.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответила она. — Как спалось?

— Часа в три ночи начались судороги.

— Прискорбно, позвал бы меня.

— Я сменил положение при помощи трапеции, — пожал он плечами. — Судороги прекратились.

— Сильные?

— Как у припадочного дервиша.

— В икрах?

— В основном в бедре, сзади.

— Принял бы обезболивающее.

— И без него неплохо. — Он глянул вниз, туда, где под простыней вырисовывались пальцы его ног.

Она благоразумно молчала, ожидая, в какое русло он направит разговор.

Минутой позже Адам поднял на нее глаза и спросил:

— Почему вчера, ты дала мне пинка под зад?

— По сочащимся язвам? Должно быть, ты считаешь меня чудовищем?

Он изобразил на лице подобие улыбки, в глазах тем не менее таилась печаль.

— Я вел себя как последний подонок.

— Не жди от меня возражений.

— Откуда… — Он откашлялся. — Откуда ты узнала об этом реабилитационном центре?

— Доктор Арно посоветовал мне при случае поработать там. Добровольцев всегда не хватает, персонала намного меньше, чем требуется.

— Я не первый раз отдыхаю в этом доме. Никогда не знал, что неподалеку есть больница, — произнес Адам, с отсутствующим видом глядя в окно.

В его голосе послышались меланхолические нотки. Показывая ему реабилитационный центр, она стремилась к определенной цели, но вовсе не желала зайти так далеко. Депрессия сейчас ему абсолютно противопоказана.

— Вчера я устроила тебе отвратительное развлечение, поэтому прости меня, и я прощу тебе твое мерзкое поведение, договорились? Кроме того, веди ты себя иначе, я бы подумала, что ты ненормальный.