|
. Будь что будет! Но знай, что другой твой товарищ, который последним куском с тобой делился, лежит на смертном одре и непременно повидать тебя хочет, дабы облегчить и успокоить свою душу перед кончиной. Пан Михал, с волнением слушавший рассказ о грозивших Заглобе опасностях, тут не выдержал и, схватив его за плечи, спросил: - Кто же это? Скшетуский? - Не Скшетуский, а Кетлинг! - Бога ради, что с ним? - Меня защищая, тяжко ранен был приспешниками князя Богуслава и не знаю, протянет ли еще хоть денек. Ради тебя, Михал, решились мы на все, только для того и в Варшаву приехали, об одном помышляя, как тебя утешить. Выйди отсюда, хоть на два денечка, порадуй больного перед смертью. А потом вернешься... примешь обеты... Я привез письмо от отца примаса к приору, это чтобы тебе не ставили препоны. Торопись, друже, медлить некогда. - Боже милостивый! - воскликнул Володыевский. - Что я слышу! Препоны мне ставить и так не могут, я здесь всего лишь послушник. Боже ты мой, боже! Просьба умирающего свята! Ему я отказать не могу! - Смертельный был бы грех! - воскликнул Заглоба. - Истинная правда! Всюду этот предатель Богуслав! Вовек не увидеть мне этих стен, если я за Кетлинга отомстить не сумею. Уж я его приспешников, убийц этих, разыщу, я им головы посшибаю! Боже милостивый, уже и мысли грешные одолевать стали! Memento mori! Послушай, друг, я сейчас переоденусь в прежнее платье, в этом выходить мне в мир не пристало... - Вот одежка! - крикнул Заглоба, протягивая руки к узелку, который лежал тут же на скамье. - Все я предусмотрел, все приготовил... Тут и сапоги, и сабля отменная, и кунтуш. - Прошу ко мне в келью, - торопливо сказал маленький рыцарь. Они скрылись в келье, а когда появились снова, то рядом с Заглобой шел уже не монашек в белом одеянии, а офицер в желтых ботфортах, с саблей на боку, с белой портупеей через плечо. Заглоба знай себе подмигивал, а увидев привратника, который с явным возмущением открыл ворота, улыбнулся в усы. В сторонке от монастыря, чуть пониже, стоял возок пана Заглобы с двумя челядинцами: один сидел на козлах, придерживая вожжи отлично запряженной четверки, которую пан Володыевский невольно окинул взглядом знатока, другой стоял рядом - в правой руке он держал заплесневелую бутыль с вином, в левой - два кубка. - До Мокотова путь неблизкий, - сказал Заглоба, - а у ложа Кетлинга ждет нас великая скорбь. Выпей, Михал, чтобы легче тебе было снести удары судьбы, а то ослаб ты, как погляжу. Сказав это, Заглоба взял из рук у слуги бутыль и наполнил кубки загустевшим от старости венгерским. - Достойный напиток, - заметил он, поставив бутыль на землю и беря в руки кубки. - За здоровье Кетлинга! - За здоровье! - повторил Володыевский. - Едем! Залпом опрокинули кубки. - Едем! - повторил Заглоба. - Наливай, мальчик! За здоровье Скшетуского! Едем! Снова выпили залпом, и в самом деле пора было в путь. - Садимся! - воскликнул Володыевский. - Неужто ты за мое здоровье не выпьешь? - с чувством спросил Заглоба. - Давай, да поживее! В третий раз опрокинули кубки. |
