– Тяжело ли это покаяние? – спросила я.

– Довольно тяжело, – ответила она. – И мучительно.

– Тогда мне это неинтересно. Я не воспользуюсь твоим предложением.

– Это хорошо, потому что я больше рассчитывала на твою подругу.

– Почему?

– Что значит «почему»? Она моложе.

– Всем бы только помоложе… Я тоже могу вынести покаяние. О чем именно идет речь и как связаться с этим пастырем?

– Я имела в виду нашего Господа!

– А, Господа. Ну да. Конечно. Ферма и эти куры сбили меня с толку.

Монашка демонически улыбнулась, а затем наклонилась к моему уху.

– Я могу дать вам возможность сбежать, – заговорщически прошептала она.

– Сбежать? – Я скривилась. – Нет. Не думаю. Сбежать? Нет, спасибо.

Я толкнула локтем Мариольку.

– Матушка нам предлагает бежать, – сообщила я подруге.

Та скривилась.

– Бежать? – ответила она. – Опять? Свободу сильно переоценивают. Спроси, есть ли у нее купоны или скидочные карточки.

– Спасибо за предложение, – обратилась я к старушке. – Мы вам очень благодарны, это очень заманчивое предложение, но мы очень заняты, и у нас уже есть другие планы.

Монашка смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Она сморщила нос и обнажила кривые зубы.

– Совсем дуры, да?! – ответила она уже не таким теплым и успокаивающим голосом.

Мариолька пригляделась к ней.

– А ведь это Бернадетта, – сообщила она. – Не разговаривай с ней. То, что она сделала, настолько ужасно и жестоко, что ты можешь утратить веру в людей.

– Правда? – спросила я.

– Поверь мне на слово. И знаешь, что самое страшное? Она не понесла за это никакого наказания. Она спокойно живет в тюрьме безо всяких последствий. Представляешь? А вот за избиение она свое получила! Изолятор!

– Подумать только, – сказала я, – что среди нас есть такие люди.

Бернадетта разнервничалась.

– Как хотите, – с яростью бросила она. – Но никто еще не был настолько глуп, чтобы не воспользоваться возможностью побега! Тем более за границу, с гарантированным трудоустройством! На всю жизнь!

Ушла.

Она была ссохшаяся, сгорбленная, а фартук был повязан так, словно сзади у нее хвост. Когда она глянула на меня исподлобья, я похолодела.

– Слышала? – спросила я у Мариольки. – Про работу.

– Хорошо, хорошо, – ответила она, в очередной раз улыбнувшись Мелконогому. – Пошли.

Бернадетта удалилась вглубь цеха. Нам ужасно не хотелось вставать, но все-таки пришлось. Монашка на мгновение остановилась рядом с охранником и что-то сказала ему, глядя на нас. Затем исчезла за дверью.

Мы последовали за ней.

– Опять? – спросил охранник.

– В моем возрасте хоть каждые полчаса, – ответила я.

– А подруга?

– За компанию.

Мы присоединились к ней за дверью.

Она шла по узкой полоске земли вдоль здания. Только таким способом можно было пройти, не увязнув в грязи по щиколотку. Мы последовали за ней.

Мы миновали гору навоза, за которой стоял большой белый грузовик с неумело нарисованной курицей, чем-то напоминающей дракона из польской экранизации «Ведьмака».

Монашка с ловкостью, достойной восхищения, отодвинула засовы и открыла заднюю дверь фургона.

– Залезайте, – сказала она нам.