Эти поездки были
очаровательны; дамы приглашали на обед старых друзей и утешались в своих
горестях, смеясь надо всем, как дети. Итальянская веселость, полная огня и
непосредственности, заставляла их забывать, какое мрачное уныние сеяли в
Грианте хмурые взгляды маркиза и его старшего сына. Фабрицио, которому
недавно исполнилось шестнадцать лет, прекрасно справлялся с ролью хозяина
дома.
7 марта 1815 года дамы, вернувшиеся за день до того из чудесной поездки
в Милан, прогуливались по красивой платановой аллее, недавно удлиненной до
самого крайнего выступа берега. Со стороны Комо показалась лодка, и кто-то
в ней делал странные знаки. Лодка причалила, на плотину выпрыгнул
осведомитель маркиза: Наполеон только что высадился в бухте Жуан (*30).
Европа простодушно изумилась такому событию, но маркиза дель Донго оно
нисколько не поразило; он тотчас же написал своему монарху письмо, полное
сердечных чувств, предоставил в его распоряжение свои таланты и несколько
миллионов и еще раз заявил, что министры его величества - якобинцы,
орудующие в сговоре с парижскими смутьянами.
8 марта, в 6 часов утра, маркиз, надев камергерский мундир со всеми
регалиями, переписывал под диктовку старшего сына черновик третьей депеши
политического содержания и с важностью выводил своим красивым, ровным
почерком аккуратные строчки на бумаге, имевшей в качестве водяного знака
портрет монарха. А в это самое время Фабрицио, велев доложить о себе,
входил в комнату графини Пьетранера.
- Я уезжаю, - сказал он. - Я хочу присоединиться к императору, - ведь
он также и король Италии, и он был так расположен к твоему мужу! Я
отправлюсь через Швейцарию. Нынче ночью мой друг Вази, - тот, что торгует
в Менаджио барометрами, - дал мне свой паспорт; дай мне несколько
наполеондоров, - у меня всего два золотых; но если понадобится, я и пешком
пойду.
Графиня заплакала от радости и смертельной тревоги.
- Боже мой! Как тебе пришла в голову такая мысль? - воскликнула она,
сжимая руки Фабрицио.
Она встала с постели и вынула из бельевого шкафа тщательно запрятанный
кошелечек, вышитый бисером, - в нем лежало все ее богатство.
- Возьми, - сказала она Фабрицио. - Но ради бога береги себя. Что будет
с несчастной твоей матерью и со мной, если тебя убьют? А надеяться на
успех Наполеона невозможно, бедный дружок мой: эти господа сумеют его
погубить. Разве ты не слышал в Милане неделю тому назад рассказа о том,
как его двадцать три раза пытались убить, и все в этих покушениях было так
хорошо обдумано и слажено, что он уцелел только каким-то чудом. А ведь он
был тогда всемогущим. И ты же знаешь, что наши враги только о том и
думают, как бы избавиться от него. Франция впала в ничтожество после его
изгнания.
Графиня говорила об участи, ожидавшей Наполеона, с глубоким, страстным
волнением.
- Позволяя тебе отправиться к нему, я приношу ему в жертву самое
дорогое для меня существо на свете, - сказала она. |