Изменить размер шрифта - +

   - Позволяя тебе отправиться к  нему,  я  приношу  ему  в  жертву  самое
дорогое для меня существо на свете, - сказала она.
   Глаза Фабрицио наполнились слезами, и он заплакал, обнимая графиню,  но
воля его не поколебалась ни на  одну  минуту.  Он  с  горячностью  изложил
своему дорогому другу все основания, побудившие его принять такое решение;
мы позволим себе смелость признать их весьма забавными.
   - Вчера вечером, в шесть часов без семи  минут,  мы,  как  ты  помнишь,
прогуливались по платановой аллее на берегу озера, под Каза  Соммарива,  и
шли мы по направлению к югу. Как раз в это  время  я  заметил  вдалеке  ту
лодку, что плыла со стороны Комо и везла нам великую весть. Я  смотрел  на
лодку, совсем не думая об императоре, я только завидовал судьбе тех людей,
которые могут путешествовать, и вдруг я  почувствовал  глубокое  волнение.
Лодка причалила, агент отца что-то тихо сказал ему, отец вдруг  побледнел,
отвел нас в сторону и сообщил нам _ужасную новость_. Я отвернулся  и  стал
смотреть на озеро только для того, чтобы скрыть слезы  радости,  хлынувшие
из глаз моих. И вдруг на огромной высоте - и притом с правой стороны  -  я
увидел орла, птицу Наполеона; орел величественно летел  по  направлению  к
Швейцарии, а значит - к Парижу.  И  я  сейчас  же  сказал  себе:  "Я  тоже
пересеку Швейцарию с быстротою  орла,  я  присоединюсь  к  этому  великому
человеку и принесу ему то немногое, что могу дать ему,  -  поддержку  моей
слабой руки. Он хотел возвратить нам родину, он любил моего  дядю!"  Когда
орел еще не совсем скрылся из виду, у меня вдруг почему-то высохли  слезы,
и вот тебе доказательство, что эта мысль была ниспослана мне  свыше:  лишь
только я безотчетно  принял  решение,  в  тот  же  миг  я  увидел,  какими
способами можно осуществить его. И мгновенно  вся  печаль,  которая  -  ты
знаешь это - отравляет мне жизнь,  особенно  в  воскресные  дни,  исчезла,
словно ее развеяло дыхание божества. Перед  моими  глазами  встал  великий
образ: Италия поднимается из  той  тины,  куда  погрузили  ее  немцы;  она
простирает свои израненные руки, еще окованные цепями, к своему  королю  и
освободителю  [эти  патетические  слова  передают  прозой  строфы   стихов
знаменитого Монти (прим.авт.)]. И  я  сказал  себе  мысленно:  "Я,  доселе
безвестный сын многострадальной нашей матери, пойду,  чтобы  победить  или
умереть вместе с человеком, отмеченным судьбою  и  желавшим  смыть  с  нас
презрение, с которым смотрят все на нас, даже самые подлые, самые  рабские
души среди обитателей Европы".
   Помнишь, - тихо добавил он, глядя на нее сверкающим взглядом, - помнишь
тот каштан, который в год моего рождения матушка  своими  руками  посадила
ранней весной в нашем лесу на берегу ручья, в двух  лье  от  Грианты?  Так
вот: "Прежде чем приступить к каким-либо действиям, - подумал я,  -  пойду
посмотрю на свое дерево. Весна еще совсем недавно началась, и, если на нем
уже есть листья, - это хороший знак для меня". Я тоже должен  стряхнуть  с
себя оцепенение, в котором прозябаю здесь, в этом унылом и холодном замке.
Быстрый переход