Подошел слуга Фабрицио, ведя в поводу двух лошадей.
Увидев этих прекрасных лошадей, писарь явно изумился и, мгновенно
переменив намерение, стал расспрашивать слугу. Отставной солдат, сразу
разгадав стратегию своего собеседника, заговорил о высоких покровителях,
якобы имевшихся у его хозяина, и добавил, что, конечно, никто не посмеет
_подтибрить_ его прекрасных лошадей. Тотчас же писарь кликнул солдат, -
один схватил слугу за шиворот, другой взял на себя заботу о лошадях, а
писарь сурово приказал Фабрицио следовать за ним без возражений.
Заставив Фабрицио пройти пешком целое лье в темноте, которая казалась
еще гуще от бивуачных костров, со всех сторон освещавших горизонт, писарь
привел его к жандармскому офицеру, и тот строгим тоном потребовал у него
документы. Фабрицио показал паспорт, где он назывался купцом, торгующим
барометрами и получившим подорожную на провоз своего товара.
- Ну и дураки! - воскликнул офицер. - Право, это уж слишком глупо!
Он стал допрашивать нашего героя; тот с величайшей восторженностью
заговорил об императоре, о свободе, но офицер закатился хохотом.
- Черт побери! Не очень-то ты хитер! - воскликнул он. - Верно, совсем
уж нас олухами считают, раз подсылают к нам таких желторотых птенцов, как
ты!
И как ни бился Фабрицио, как ни лез из кожи вон, стараясь объяснить,
что он и в самом деле не купец, торгующий барометрами, жандармский офицер
отправил его под конвоем в тюрьму соседнего городка Б..., куда наш герой
добрался только в третьем часу ночи, вне себя от возмущения и еле живой от
усталости.
В этой жалкой тюрьме Фабрицио провел тридцать три долгих дня, сначала
удивляясь, затем негодуя, а главное, совсем не понимая, почему с ним так
поступили. Он писал коменданту крепости письмо за письмом, и жена
смотрителя тюрьмы, красивая фламандка лет тридцати шести, взяла на себя
обязанность передавать их по назначению. Но так как она вовсе не хотела,
чтобы такого красивого юношу расстреляли, и не забывала, что он хорошо
платит, то все его письма неизменно попадали в печку. В поздние вечерние
часы она приходила к узнику и сочувственно выслушивала его сетования. Мужу
она сказала, что у _молокососа_ есть деньги, и рассудительный тюремщик
предоставил ей полную свободу действий. Она воспользовалась этой
снисходительностью и получила от Фабрицио несколько золотых, - писарь
отобрал у него только лошадей, а жандармский офицер не конфисковал ничего.
Однажды, в июне, Фабрицио услышал среди дня очень сильную, но отдаленную
канонаду. "Наконец-то! Началось!" Сердце Фабрицио заколотилось от
нетерпения. С улицы тоже доносился сильный шум, - действительно началось
большое передвижение войск, и через Б... проходили три дивизии. Около
одиннадцати часов вечера, когда супруга смотрителя пришла разделить с
Фабрицио его горести, он встретил ее еще любезнее, чем обычно, а затем,
взяв ее за руку, сказал:
- Помогите мне выйти из тюрьмы. |