Изменить размер шрифта - +
Старик напялил на себя длинную, до пят, белую рубаху, низ которой, казалось, кто-то пытался употребить в пищу.

— А, проснулись… — Он сочно зевнул. — Прошу прощения, но не дотерпел, дрема сморила. Привык ложиться пораньше: старость не радость. Вот, друзей ваших на сеновал устроил — и баиньки. — В глазах старика появился хитрый огонек. — Вот уж парочка! Хе, хе… Такие оба горячие! Он ее и за попку, и за титьку, а она только взвизгивает!

— Дед, — мрачно сказал я, — вообще-то Вера — моя жена, а Сергей — муж Риты.

— Ась? Не понял. — Подорожник потер лоб, потом хотел что-то сказать, но передумал и, постояв с открытым ртом, тихо пробормотал: — Вона че… А я-то! И че делать?

— Да откуда я знаю! — Я обошел его и вышел на улицу. — Может, ничего и не надо.

Риту я нашел не сразу. У входа в дом ее не было, только на плетне сидела, нахохлившись, смутно знакомая птица. Она, или очень похожая на нее пернатая, наведывалась к нам прошлой ночью. А может, это и не птица вовсе, хрен его знает. Очень трудно усваивалась мысль о потере родного мира.

Завернув за угол, я обнаружил Марго, которая задумчиво рассматривала небольшой сарай с островерхой крышей, крытой потемневшей соломой. Видимо, это и был сеновал, о котором упоминал Подорожник. Рита повернулась ко мне, и я увидел загадочную ухмылку на ее бледном лице.

— Ты чего? — спросил я вполголоса и кивнул на сарай: — Наши?

— Закончили трахаться и легли спать, — так же негромко ответила женщина и покачала головой: — Уму непостижимо! Как поступим?

— Ты уже вторая, кто меня об этом спрашивает. — Я взял ее за руку и повел прочь: — Пошли. Уже один черт, ничего не изменишь, пусть спят. Не портить же людям впечатление.

Мы посмеялись. Нет, конечно, легкая горечь осталась, но я будто уже был готов к такому исходу. Тем не менее утром следовало обсудить все начистоту — достаточно проблем и без нелепых тайн.

Знакомая птица уже успела улететь, и мы спокойно расположились на крохотной лавке, прильнувшей к ограде. С вершины холма открывался совершенно восхитительный вид, который просился на холст или хотя бы в чьи-то стихи. Золотой шар луны утопал в звездном небе, отражаясь от темной полосы, петляющей в полях. Лес, через который мы прошли минувшим днем, казался издыхающим костром, так много в нем было всяких сверкающих точек, блуждающих звездочек и прочей пиротехники. Кроме того, я заметил, как бутоны цветов, растущих на склоне холма, светятся призрачным розовым цветом.

— В любой ночи есть волшебное очарование, — негромко сказала Рита, когда я попытался выразить обуревавшие меня чувства, — но в здешней его просто через край. А если представить, как там внизу рыщут всякие монстры из сказок, аж мурашки по коже! Думаешь, дед не соврал?

— Не похоже. — Я накрыл ладонью ее пальцы, ощутив их вздрагивание. — О матери беспокоишься?

— Да, но уже не так, как во время того разговора, — покачала она головой. — Столько всего… Да еще и такое странное ощущение, будто я — это не совсем я, а кто-то другой. Мой балбес еще… Ну, я ему утром устрою! — Она рассмеялась. — Знаешь, с тех пор, как мы попали в Страну, во мне словно что-то открылось. Я больше никого и ничего не боюсь. А ведь мне с самого детства хотелось стать такой: смелой, гордой, к ногам которой падают мужики и шепчут: «О, моя богиня!»

Я опустился на колено и, протянув руки к Марго, пафосно провозгласил:

— О, моя богиня!

— Дурень! — Она вновь засмеялась и хлопнула ладонью по моему лбу.

Быстрый переход