— Пошли по лесу походим. Никогда раньше не была в лесу ночью, а тут так интересно — шишиги всякие бродят.
— Будешь обижать старушку, обидится и съест. Ты же видишь, она тут в почете: каждый межевой знает.
Ночной лес оказался весьма оживленным местом, хотя и без разноцветных птичек, виденных нами днем. И теперь стало окончательно ясно — мы находимся не в своем мире, а в каком-то другом. Мы натыкались то на коричневого толстого человечка, деловито свежующего белку, то на странный косматый клубок, чем-то смахивающий на моего из сна посетителя, то на развалившегося поперек ручья огромного зеленого старика, вычесывающего косматую бороду от запутавшихся в ней листьев. Самое удивительное — на нас никто не обращал особого внимания: так, косились, и все.
Рита была в полном восторге и подолгу рассматривала каждое встреченное существо, иронично комментируя их особенности. Я же только покачивал головой, пребывая в чудном состоянии полусна-полуяви. Казалось, все это — невозможно, невероятно. Однако тварюшки бегали вокруг нас, занимались своими делами и всячески развлекались. Ощущалась их мускусная вонь, и их можно было разглядывать и даже потрогать.
Похоже, мы несколько перегрузились впечатлениями, и, когда небо начало сереть, я ощутил дикую усталость и желание уснуть. Маргарита выглядела не лучше. Хорошо хоть, холм с домом Подорожника находился не так уж далеко. Позевывая, мы поднимались наверх, щурясь от слепящих лучей восходящего светила.
Около калитки нас уже ожидал хозяин дома, пыхтя огромной самокруткой, распространявшей удушливую вонь и исходящей сизым дымом. Кроме Подорожника нас встречала давешняя птица, вроде сычика, косящего ярко-желтым глазом сквозь серые спутанные перья.
— А я ужо взволновался. — Хм, а по виду и не скажешь. — Утро на двор, а гости со двора. Не видать и не видать. А места тут безлюдные.
— Ну, это мы заметили. — Я не смог удержаться от зевка. — Зато весьма оживленные. Уже кое с кем и познакомиться успели. Просто очаровашка. Вероникой звать.
— А, эта, — поморщился Подорожник. — Вздорная баба. Сплетничать любит — хлебом не корми. Помнится, как-то, пару лет назад…
— Дед, — махнул я рукой, — ты прости, конечно, но мы немного подустали. Боюсь, я все равно ничего не соображу. Как там наши полюбовнички, не думают просыпаться?
Старик попятился и бросил настороженный взгляд через плечо. Не дожидаясь окончания этих маневров, Маргарита обошла его и, прикрывая ладонью зевок, направилась к сараю. Вид у нее был хоть и усталый, но крайне решительный. Ох, бедный Серега… Кстати, нужно бы обдумать предстоящий разговор. Но в голову, как назло, ничего не лезло.
Стоило нам подойти к сараю, как дверь, тихонько скрипнув, отворилась, явив заспанное и слегка виноватое личико Веры. Увидев нас, она замерла, словно мышь, застигнутая котом в момент поедания кусочка сыра. Зеленые (да почему же они такого цвета?!) волосы падали на красивую физиономию, а глаза сверкали, как два изумруда. Жена выглядела необычайно привлекательно. Морда Сереги смотрелась не так очаровательно, но весьма напоминала личико милого карапуза, изрядно напроказившего в отсутствие родителей.
Рита молча поманила супруга пальцем и пошла в сторону дома, даже не удосужившись проверить, следует ли за ней благоверный. Однако в ее жесте было столько властности, что муж и пикнуть не посмел, засеменив к супруге. На меня он косился с таким ужасом, будто опасался немедленной жестокой расправы.
Удивительно, но я не ощущал даже того слабого укола ревности, который присутствовал вечером. Поэтому я спокойно наблюдал за неверной, которая приближалась ко мне, пряча глаза. В ее волосах торчали соломинки, отчего Вера напоминала то ли шаловливую школьницу, то ли какого-то лесного духа разврата. |