|
Он заговорил по-французски, но Дуглас ответил ему по-немецки. Перед менялой качался колченогий стол, на котором горками были разложены дукаты, голландские червонцы, серебро рублей, темная от времени медь; отдельно лежало на досках тяжелое и тусклое русское золото. - Давно ли из Парижа, сударь? - любезно спросил купец. - Я не француз, - заверил его Дуглас. Меняла взял с него три процента в свою пользу. - Ну, значит, - сказал он, - и в Данциг дошла эта глупая мода: букли короткие, полы кафтана срезаны. - Вы ошибаетесь: я никогда не был в Данциге. - Да? - нисколько не удивился меняла. - А по каким делам, сударь, изволите жаловать в Россию? - Еду по совету врачей, дабы использовать благодеяния холодного климата... Купец кривенько усмехнулся: - А вы эскулапам не верьте: в Петербурге ныне жара... Дуглас откланялся, а меняла закрыл свою лавку. Быстро прошел к себе, сорвал со стены окорок, сунул его в мешок. Каравай хлеба пошире выбрал и - туда же его! Водкой наполнил флягу до пробки и завязал мешок натуго. В два пистолета он забил здоровенные пули. Вышел потом во двор, где приказчик его сидел на поленнице дров и печально играл на гобое. - Васенок! - окликнул его купец. - Подь-ка сюда. Коня седлай скоро, в Питер поскачешь с письмом от меня... И через несколько дней, пока Дуглас с де Еоном узнавали о настроениях курляндских рыцарей, Тайная розыскных дел канцелярия в Петербурге уже знала о появлении на рубежах империи неведомых пока путешественников... Ведал же Тайною канцелярией граф Александр Шувалов - великий инквизитор и близкий сородич фаворита Елизаветы, Ивана Ивановича Шувалова. - Этих гостей до нашей милости пропустить, нигде не чиня им неудовольствия, - распорядился Шувалов. - Нам неведомо еще, какого рожна им тут надобно. Может, и честные вояжиры, а может - хрен везут еду-чий в тряпке... Русская контрразведка уже в те времена работала прекрасно. Погранвойск Россия тогда еще не имела, но границы русские были на крепком замке. ИНТРИГИ, ИНТРИГИ, ИНТРИГИ... Вильяме продолжал, разговоры о страданиях великой Польши, щедрой рукой подсыпая в карман Понятовскому золотишко. - Вы еще молоды, - говорил посол, - и должны веселиться. И где бы теперь ни появлялась Екатерина, серые глаза прекрасного Пяста с тоской преследовали ее гибкую фигуру... Великая княгиня только что пережила бурный роман с Сергеем Салтыковым, в объятия которого Екатерину толкнула сама же императрица. Елизавета свела их, чтобы иметь внука, - Салтыков должен был заменить Петра Федоровича, который брачных удовольствий остерегался. Но вскоре Салтыков впал в низкий блуд, пренебрегал Екатериной как женщиной, и чувство Екатерины было глубоко оскорблено... Теперь Вильяме пристально следил за нарастанием новой ее страсти - к Понятовскому. - Ваше высочество, - спросил он однажды Екатерину, - что вы думаете о моем атташе? Не напоминает ли он вам античную вазу, заброшенную в груду жалкого мусора? Екатерина ответила с легкой иронией: - В наше время, господин посол, античные вазы в мусоре не валяются! Бестужев-Рюмин имел глаз острый, как у беркута. Он был озабочен своим будущим. Против него многие: вице-канцлер Воронцов, Шуваловы, императрица тоже стала коситься; врагом Бестужеву была и сама великая княгиня, мать которой, эту шпионку Фридриха, он в три шеи вытолкал прочь из России... “Елисавет Петровны, - размышлял канцлер, - тоже не вечны: сколь можно пить токай, плясать до упаду и ложиться спать на рассвете?. |
