|
.. Конти держал отброшенное королем полотенце и прямо в глаза смотрел графу Штарнбергу - послу австрийской императрицы Марии Терезии, с которой тоже не было дружбы у Людовика. Конти смотрел на австрияка, но мысли его были далеко-далеко - на севере. Сейчас Конти всего сорок лет, русской императрице Елизавете Петровне - побольше (под пятьдесят), но это ничего не значит. "Разве бы я был плохим мужем? - раздумывал Конти. - Или я не гожусь в герцоги Курляндские? Наконец, я могу командовать русской армией..." Людовику, как и Конти, тоже четыре десятка. Но от прежнего красавца, каким он был смолоду, не осталось и следа. Лицо сделалось оливковым, почти сизым. Дыхание короля стало гнусным от несовершенства желудка и частых запоров. К тому же король не мог в обществе связно произнести двух слов. Но и эти слова обычно он выражал (по свидетельству современников) “на подлом языке цинизма и распутства”. Людовик еще молился, а из подвалов Версаля, где размещались кухни, уж слышался ликующий возглас: - Говяди-и-ина короля! Дипломаты, кланяясь, спешили отбыть в Бельвю, чтобы засвидетельствовать свое почтение мадам Помпадур (все, кроме посла Пруссии, которому король Фридрих запретил унижаться перед куртизанкой). - Говяди-ина короля! - разносилось по Версалю, и этот возглас быстро приближался к королевским покоям. Во главе с метрдотелем двигалась процессия поваров, несших Людовику первый завтрак. Из-под золотых крышек струился пар над фарфором, и все придворные издалека снимали шляпы, раскланиваясь перед “говядиной короля”. Людовик, шевеля губами при чтении, словно школьник, постигающий грамоту, основательно ознакомился с меню. - Ах, я совсем забыл, - огорчился король, - эти мерзавцы лейб-медики опять посадили меня на диету... Диетический завтрак Людовика открывало пюре с гренками; затем - громадная тарелка супа из парижских голубей. Король сидел спиною к неприбранной постели; перед ним было раскрыто широкое окно, и в нем виднелись квадратно подстриженные деревья. Ни одна веточка не вырастет длиннее другой - так что глаз короля всегда спокойно скользит по зелени. Разодрав фазана за крылышки, Людовик сказал: . - Россия стала опасна. Саксонский курфюрст сулит нам поддержку. Поляки уже в конфедерациях - на случай, если русские шагнут за Неман. Пруссия же всегда с нами - за друга своего Фридриха я спокоен: вот на кого Франция может положиться! Все уже вышли, остался с королем один принц Конти. - Ваше величество, - ответил он, - не ручайтесь дружбою Фридриха, ибо маркиза Помпадур желала бы отомстить королю Пруссии, который имел неосторожность написать эпиграмму на ее возвышенные прелести. Людовик продолжил о другом: - Я не скрою, брат, что раздоры с Веною желательно погасить, как того требуют интересы единства католической церкви. - Но... Англия! - подсказал Конти. И придвинул королю баранину в чесноке. Разбив десяток круто сваренных яиц, принц ловко очистил их для “многолюбимого”. - Говори, брат, - разрешил ему король. - Известно, - четко отвечал Конти, - что в Петербург отправляется из Лондона старая сент-джемская лиса - сэр Вильяме. И говорят, король Георг обещал ему награду золотом, если он выпросит у России солдат для защиты Ганноверского княжества... - К сожалению, Англия для нас неуязвима, - буркнул король. - Но зато уязвим король Англии! Людовик понятливо кивнул: курфюршество Ганноверское, это фамильное наследие королей Британии, находилось под самым боком Франции; “уязвить” Англию можно через захват Ганновера. |
