|
Пары алкоголя словно затвердели на нем, как каркас. Он шатался и с трудом передвигал ноги, речь его была почти бессвязна. - Привет, Джул, - сказал он хрипло. - Видишь, как я быстро пришел. А денег не достал, как ни старался. - Дело не в деньгах, - оборвала она его. - Ты уже десять дней глаз не кажешь. В чем дело? Он медленно покачал головой. - Мне было очень плохо, Джул. Болен был. - Почему же ты не дал мне знать, если был болен? Мне не так уж нужны твои деньги. Я бы вообще не заговорила о них, если бы ты не начал бегать от меня. Он снова покачал головой. - Я не бегал от тебя. Вовсе нет. - Нет? Ты глаз не казал три недели. Если и приходил, так пьяный в доску. - Я хворал, Джул, - повторил он, с трудом поднимая на нее глаза. - Развлекаться здесь со своими светскими приятелями - на это ты не болен? Ты сказал, что мы пообедаем сегодня вместе, и обещал достать денег, а сам не потрудился даже позвонить. - Я не мог достать денег. - Я, кажется, сказала уже, что не в деньгах дело. Я хотела повидать тебя. Гордон, понимаешь? Но у тебя, должно быть, кто-то другой на уме. Это он отверг самым решительным образом. - Тогда бери шляпу, и пошли отсюда, - предложила она. Гордон стоял в нерешительности, и она вдруг подошла к нему и обвила руками его шею. - Пойдем со мной. Гордон, - понизив голос почти до шепота, сказала она. - Поедем в “Девинриз”, выпьем, а потом ко мне. - Я не могу, Джул. - Можешь, - сказала она настойчиво. - Я болен, вдребезги болен. - Тем более тебе нечего делать на этом балу. Гордон все еще колебался; он поглядел вокруг, словно ища спасения, но уже чувствуя, что сдается. Тогда она порывисто притянула его к себе, и ее мягкие влажные губы прильнули к его губам. - Ладно, - глухо проговорил он. - Сейчас возьму шляпу. Глава 8 Когда Эдит ступила на тротуар, улица, утопавшая в прозрачной синеве майской ночи, была пустынна. Витрины огромных магазинов померкли, и казалось, что все дневное великолепие погребено, словно в склепе, за тяжелой железной броней спущенных на двери жалюзи. Поглядев в сторону Сорок второй улицы, Эдит увидела мерцающее марево огней ночных ресторанов. Над Шестой авеню с грохотом промчался поезд надземной железной дороги. Он пересек улицу между двумя тусклыми цепочками электрических фонарей и исчез, огненной полосой прочертив мрак. На Сорок четвертой улице было совсем тихо. Плотнее запахнувшись в манто, Эдит перебежала через улицу и в испуге шарахнулась в сторону, услыхав над ухом хриплый шепот какого-то одинокого прохожего: - Куда спешишь, малютка? Ей вспомнилось, как в детстве она убежала ночью в одной пижаме на улицу, и откуда-то из глубины таинственно-большого темного двора на нее залаяла собака. Через минуту она уже была у цели - возле двухэтажного ветхого здания на Сорок четвертой улице, в одном из верхних окон которого с облегчением увидала огонек. На улице было достаточно светло, чтобы разобрать надпись на вывеске рядом с окном: “Нью-йоркский призыв”. Эдит вошла в темный вестибюль и почти сразу разыскала в глубине лестницу. |
