- Хорошо, тетенька.

     Девочка утопала в коричневом мешке комбинезона. Штанины, прихваченные

у  щиколоток  резинками,  свешивались  поверх  и  при  каждом  шаге   мели

заплеванный линолеум. Из широкого ворота торчали тоненькая шея, ключицы и,

чуть не до половины,  плечи;  казалось,  дунь  или  топни  посильнее  -  и

вытряхнешь ее всю через этот ворот.

     - Теперь - брысь! Сиди тихо. Да  не  вороти  рожу,  а  присматривайся

покудова, как чего...

     - Я присматриваюсь, - ответила девочка, с натугой поднимая зеркало. -

Вы не сердитесь, тетенька, я за ширмочкой сижу и все-все запоминаю.

     - Бестолочь непутевая! Куда зеркало-то поволокла! В угол!  На  полку,

где стояло!

     - Ой... а я уж за ширму... - беззащитно улыбнулась девочка.

     Тетенька достала из коробки под столиком  маленький  бумажный  кулек,

путаясь пальцами,  развернула.  Открылся  заскорузлый,  со  следами  зубов

комочек жвачки; тетенька взяла его губами и начала сосредоточенно  жевать,

пусто  глядя  перед  собою.  Девочка,  приблизившись,  осторожно   тронула

кончиками пальцев песочные  часы,  и  тетенька  сразу  очнулась:  замахала

руками, замычала:

     - Положь!

     Девочка шарахнулась.

     - Оборву лапищи! - резинка едва не вылетела, тетенька языком  пихнула

ее за  щеку.  -  Я  тебе  пощупаю!  Вещь  хрупкая,  стеклянная,  редкая...

Поработай, тогда щупай!

     - Тетенька, миленькая, - едва не плача, выговорила девочка,  -  да  я

когда скажете. Я же разве когда отказывалась? Это  же  вы  сами:  рано  да

рано...

     - Конечно, - сварливо сказала тетенька. - Замнут тебя в полдня.  Ведь

в чем душа держится... кормлю, кормлю - за что кормлю? Меня уж  соседки  и

то спрашивают: дура, спрашивают, ну за что ты ее  кормишь?  Ведь  половину

отдаю, честь по чести. Чего не растешь, глистуся? - почти  нежно  спросила

она.

     - Я не знаю...

     - Видно, уж на роду мне, - пробормотала тетенька, лихорадочно  двигая

челюстями. - Мальца сбагрила, так тебя дьяволы на меня вынесли...

     Мотая головой, она аккуратно выплюнула резинку в бумажку и, завернув,

положила на прежнее место. Пальцем сделала девочке повелительный знак - та

нагнулась, - широко открыв рот, дохнула ей прямо в лицо.

     - Не воняет?

     - Душисто... - ответила девочка.

     - Брысь теперь!

     Девочка юркнула за обшарпанную, покосившуюся ширму.  Она  не  боялась

тетеньку и не обижалась на нее. Она помнила, как недавно один из пришедших

- пожилой, перхотливый стражник, - запутавшись в своих ремнях и застежках,

буркнул: "Встала бы да помогла, колода! За что  мы  вас  кормим?"  И  хотя

именно он уплатил тетеньке этой самой, очень полезной для дела жевательной

резинкой, девочка понимала, как горько бывает  тетеньке  порой  и  как  ей

необходим кто-то младший и подчиненный.

     - Тетенька, - только и спросила она  из-за  ширмы,  -  а  правда  нас

завтра уведут, где хорошо?

     - Молчи, дура! - в  панике  закричала  тетенька.