На станции кто-то был.

     Бесплотно и неважно проплыла в голове мысль об автомате,  оставленном

на сиденье автомобиля, но тут же,  словно  возвращенный  запоздалым  эхом,

раздался в ушах профессора его собственный  голос:  "У  меня  и  оружия-то

нет!" Напоследок глубоко дыша воздухом необозримого простора,  неподвижным

и стылым, профессор двинулся вперед. Песок с мягким  шумом  подавался  под

ногами.

     Тускло освещенная пультовая на втором этаже  была  завалена  ворохами

бумажных  лент;  рыхлые  груды  шевелились  и  колыхались  от   сквозняка.

Профессор замер, нерешительно выбирая, куда поставить ногу, и тут  человек

в одном из кресел у пульта - в гермокостюме  и  надетом  поверх  странном,

самодельном черном балахоне, напоминающем отдаленно рясу, - заметил его  и

закричал, будто расстался с профессором полчаса назад:

     - Иди, иди сюда! Я что-то не могу встать.

     Профессор  шагнул  вперед,  топча  проминающиеся  кольчатые  сугробы,

испещренные вереницами нулей.

     - Отлично! - возбужденно крикнул человек в балахоне. - Наконец-то!  А

что, уже мир? - как-то обескураженно спросил он. - Шлем можно снять?

     - Уже давно мир, - ответил профессор спокойно  и  присел  на  краешек

вертящегося стула. - Но шлем пока оставьте, хорошо?

     - Хорошо... - растерянно ответил  человек  в  балахоне.  Помолчал.  -

Понимаешь... Он не соглашается.

     - Кто?

     - Он. Я все отладил наконец и молю вторую неделю.  Он  отвергает  все

доводы. - Человек  в  балахоне  перебросил  какой-то  рычажок  на  пульте,

застрекотал перфоратор. Бумажная лента,  вздрагивая,  поползла  наружу,  и

человек в балахоне отпрянул  с  отчаянным  стоном.  -  Вот...  опять...  -

Выключил. Профессор привстал посмотреть: по ленте текло "00000000000..." -

Мутаций молю! Он не дает. Ты не понимаешь!! - вдруг  выкрикнул  человек  в

балахоне, как бы осененный новой мыслью. - Наука до сих пор развивалась  в

отрыве от культуры. Ее фундамент закладывали наивные  гении,  из-за  своей

исключительности мучимые комплексом вины перед стадом  тупых  полуголодных

животных. Гениям казалось, что стоит лишь накормить этих  безудержно,  как

крысы, плодящихся скотов, одеть их - и дух  воспарит  у  всех.  Но  вместо

этого рты разевались все шире, а душа все  усыхала.  И  наука  продолжала,

продолжала, продолжала гнать синтетические блага! Я  первый  -  первый!  -

использовал ее по назначению! Я создал надежные  средства  коммуникации  с

богом!

     - Ах, вот как, - проговорил профессор.

     - Структура бога логически выводится из структуры молитвы,  -  горячо

объяснял человек в балахоне, а профессор тем временем, внимательно слушая,

сосредоточенно оглядывал находящиеся под  током  пульты.  -  Молитва  есть

кодированный сигнал, распадающийся на  ряд  отрезков,  каждый  из  которых

несет понятие определенного  материального  объекта.  Дождь.  Хлеб.  Схема

бога,   следовательно,   распадается   на   два   принципиальных    блока:

предварительного усиления и перекодировки.