Она прыснула и тут же, словно извиняясь, опять прижала его  ладонь  к

губам. Потом все же пояснила:

     - Я, например, когда устала, засыпаю буквально пока ложусь.

     Он усмехнулся. Рука его постепенно отогревалась.

     - Я люблю спать, - призналась она. - Сны  так  люблю...  Тебе  снятся

сны?

     - Конечно.

     - Про что?

     - Про Землю.

     - Про что? - не поняла она.

     Он не ответил. Она подождала, потом вздохнула:

     - Как странно все...

     Он   встрепенулся.   Жадно   полыхнув   на   нее   глазами,   спросил

скороговоркой:

     - Все - будто чужое, да? Не такое, как должно?!

     Она опять вздохнула и пожала плечами.

     - Да нет... не знаю. Какое есть.

     Он сник.

     - Я не то сказала? - испугалась она. Он не ответил. - Ты обиделся?

     - Нет, что ты.

     - Ты не обижайся на меня, пожалуйста. Я и так все время боюсь, -  она

запнулась. - Знаешь, мне так хорошо никогда не было. Будто снова с  мамой,

с папой -  только  еще  смелее.  Но  такое  чувство,  что  карабкаюсь  уже

высоко-высоко, и сил нет держаться, и отпустить нельзя,  потому  что  если

упадешь - разобьешься насмерть... Понимаешь?

     Она была как на ладони перед ним. Он покивал, чуть улыбаясь: конечно,

понимаю. Ласково и молча погладил ее по голове.

     - Ты добрый... У меня просто слезы наворачиваются,  как  я  чувствую,

какой ты добрый. Ты еще кому-нибудь откроешь шарик?

     Он сгорбился.

     - Не знаю, малыш. Не знаю, что делать. Спасти от радиации и мора?  Но

до войны не было ни того, ни другого - и что с того?  Позвать  звездолеты?

Мы помогать любим... Но вы-то что  станете  делать?  Пять  миллиардов  вас

было!!

     Затаив дыхание, она ждала, что он скажет еще. Он  молчал.  Тогда  она

попросила несмело:

     - Тетеньке открой, пожалуйста. Она тоже добрая.

     Он засмеялся неприятным, беззвучным горьким смехом, и сейчас же у нее

болезненно вырвалось:

     - Опять не то?..

     - По знакомству, да? - зло спросил он.

     - Господи, ну что теперь-то? Ты прямо весь в  каких-то...  в  больных

гвоздях. Не знаешь, где зацепишь. У тетеньки, - добавила она возмущенно, -

таких капризных мужчин ни разу не было!

     Он долго смотрел на нее с отстраненным изумлением,  словно  увидел  в

первый раз. Затем холодно отчеканил:

     - Все достойны спасения! Понимаешь? Все!

     Осадил себя. Снова откинулся спиной на стену.

     - Прости, малыш. Ты лучше не заводи меня.

     Она перевела дух. Ей показалось, что сейчас он ее ударит.

     - Буду заводить, - с отчаянной храбростью сказала она. - А ты  говори

все-все. И я тебе.

     Он помедлил, испытующе глядя ей в глаза.