— Но... она же пытается спасти вампиров. Остановить болезнь. Он должен осознать это. Он не может...

— Ты понятия не имеешь о его желаниях и возможностях. Бишоп — выходец из тех времен, когда в среде вампиров еще не зародилась концепция сотрудничества и самопожертвования, и она вызывает у него лишь презрение. Для него имеет значение одно — жажда власти. Он не смирится с тем, что Амелия чем-то владеет без него.

— Тогда что же нам делать?

— Прежде всего выпусти меня. Амелия нуждается в том, чтобы рядом были друзья.

Клер медленно покачала головой. Мгновение утекало за мгновением, и Мирнин выглядел вменяемым, но она не осмеливалась нарушить запрет.

— Клер!

Она подняла взгляд. Лицо Мирнина было спокойно и серьезно — он полностью держал себя в руках. Таким она видела его редко — он не завораживал, не пугал, а был вполне нормальным уравновешенным человеком.

— Не позволяй втягивать себя во все это, — сказал он. — Для Бишопа люди либо пешки, либо еда.

— Как и для многих из вас.

— Отчасти это правда. — Мирнин улыбнулся, распахнув глаза. — Как виду, нам не хватает способности сопереживать. Но по крайней мере, мы пытаемся. Бишопа и его друзей такие пустяки не волнуют.

Новый препарат действовал гораздо лучше прежнего — состояние стабильности у Мирнина продолжалось почти четыре часа, и это обрадовало его не меньше, чем Клер. Но потом он начал уставать, в настроении появились мрачность и злоба, мысли стали путаться. Отметив время и записав свои наблюдения, Клер заглянула в массивный холодильник в центре подземной тюрьмы. Наверное, когда-то он обслуживал сразу несколько кухонь и был так велик, что казался чем-то вроде безукоризненно чистого стального морга.

Запасы крови подходили к концу, и Клер сделала пометку: заняться этим. Бросив в камеру Мирнина несколько упаковок, она не стала дожидаться, пока он накинется на еду, — это зрелище всегда вызывало у нее тошноту.

Остальные обитатели подземелья по большей части помалкивали; их существованием теперь управляли лишь основные инстинкты. Клер нагрузила тележку оставшимися упаковками и развезла по камерам. У некоторых вампиров еще хватало разума хотя бы кивнуть ей в благодарность; другие лишь таращились безумными пустыми глазами, воспринимая Клер просто как ходячую пищу.

От этого ее всегда бросало в дрожь, но видеть их страдающими от голода было невыносимо. Ясное дело, кого-то приставили кормить их и держать камеры в чистоте, но, похоже, этот кто-то не очень усердно исполнял свои обязанности.

Когда она закончила, день уже клонился к вечеру. Клер подошла к мерцающей двери в стене тюрьмы, сосредоточилась и сформировала портал в лабораторию Мирнина. Она была расстроена тем, что услышала о Бишопе, и чувствовала себя усталой; возникла даже мысль открыть портал, ведущий непосредственно в Стеклянный дом, хотя этого она делать не любила. Требовалось слишком много сил, а еще ей не хотелось объяснять друзьям, каким образом она появляется прямо из стены. Так что лучше прогуляться пешком.

Поднявшись по ступенькам в покосившуюся шаткую лачугу, Клер вышла из нее в проулок за домом Основателя, в котором жила бабушка Дэй. Он представлял собой копию Стеклянного дома, отличавшуюся лишь внешней отделкой да расцветкой занавесок. На крыльце бабушки Дэй болтались качели, где она любила сидеть, попивая лимонад и наблюдая за прохожими. Сегодня, однако, ее не было, и пустые качели раскачивал лишь прохладный ветерок.

Солнце все еще обжигало, хотя с каждым днем температура воздуха падала. К тому времени как Клер, прошагав по множеству кривых морганвилльских улочек, свернула на Лот-стрит, она совершенно вспотела.

Но тут ее пот мгновенно заледенел — перед домом стоял полицейский автомобиль. Бросившись бежать, она ворвалась во двор и прыжком преодолела ступеньки.