Изменить размер шрифта - +
Но никакого личного мнения по обсуждавшемуся вопросу я не имела.
– И не высказывали?
– Нет. Я лишь убеждала стороны договориться.
– Как благородно! – вставила Клара Джеймс с ухмылкой. – Между прочим, могла бы и помочь отцу, ведь именно благодаря ему ты получила эту работу.

Или ты…
– Успокойся, Клара! – властно приказал Джеймс.
Ни дочь все же закончила:
– Или ты считаешь, что уже расплатилась сполна?
Я оторопел. Судья Арнольд болезненно поморщился. Руперт Толстый хихикнул. Доктор Ллойд отхлебнул глоток «бурбона» с мятной водой.
Вероятно, по причине симпатии, которую питал к Адели, в глубине души я надеялся, что она как то ответит гибкой и глазастой мисс Джеймс, но она

лишь воззвала к ее отцу:
– Ты способен приструнить отпрыска, Джиф? – И, не дожидаясь ответа, повернулась к Вулфу. – Мисс Джеймс любит давать волю воображению. Но то, на

что она намекает, нигде не зафиксировано. Никем.
Вулф кивнул.
– В любом случае, к делу это отношения не имеет. – Он скорчил гримасу. – Итак, вернемся к нашей проблеме. Во сколько закончилась встреча?
– Мистер Джеймс и судья Арнольд ушли первыми в половине пятого. Затем – доктор Ллойд. Я немного задержалась с Майоном и мистером Гроувом, а

потом тоже ушла.
– Куда вы направились?
– В свой офис, на Бродвей.
– И сколько вы там пробыли?
Вопрос удивил ее.
– Даже не знаю… Хотя, нет, вспомнила. До начала восьмого. У меня оставались кое какие дела, и надо было напечатать конфиденциальный отчет о

встрече у Майона.
– Видели ли вы Майона еще раз до его смерти? Или, может, звонили ему!
– Видела ли? – Она удивилась еще больше. – Каким образом! Разве вы не знаете, что в семь его уже нашли мертвым! А я покинула офис позже.
– И вы не звонили ему между половиной пятого и семью?
– Нет. – Адель была в недоумении и слегка раздражена.
Меня поразило, как спокойно Вулф ступал на тонкий лед, крайне близко подходя к запрещенной теме убийства.
– Не понимаю, к чему вы клоните, – добавила Адель.
– И я тоже не понимаю, – поддержал судья Арнольд. – Впрочем, возможно, у вас уже стало привычкой спрашивать людей, где они были в момент

насильственной смерти. – Он ехидно улыбнулся. – Почему бы тогда не допросить остальных?
– Это как раз то, что я собираюсь сделать, – невозмутимо сказал Вулф. – Я хотел бы знать, почему Майон решил покончить с собой, так как данный

факт может повлиять на то заключение, которое я представлю его вдове. Насколько я помню, двое или трое из вас отметили, что к концу встречи

Майон выглядел очень усталым, но не сердитым и не унылым. Я не сомневаюсь, что он совершил самоубийство. Полицию в таких вещах вокруг пальца не

обведешь. Но возникает вопрос – почему?
– Вам едва ли удастся понять, что ощущает певец, особенно такой великий артист, каким был Майон, когда не может издать ни единого звука, когда

он даже говорить способен только вполголоса или шепотом, – произнесла Адель Босли. – Это ужасно!
– Вы ведь никогда не были с ним знакомы, – подхватил Руперт Гроув. – Однажды на репетиции я видел, как он пел, словно ангел, а потом выбежал из

зала в слезах, потому что решил, будто смазал конец. Еще секунду назад он был на небесах – и вот уже грянулся об землю.
Вулф засопел.
– Тем не менее, – произнес он, – все, что было сказано мистеру Майону кем либо в течение двух часов, предшествовавших его самоубийству, имеет

прямое отношение к проводимому мной по поручению миссис Майон расследованию.
Быстрый переход