— Я сделаю тебе еще больнее, — сказал он тем же угрожающим тоном. — Скажи мне, кого ты наняла отвезти тебя в Диабло.

— Я ничего не скажу, — воскликнула Рэчел. У нее на коже очень легко появлялись синяки, и мысль о том, что следующие несколько дней она проведет с отметиной его пальцев на руке, была ей отвратительна. — Вероятно, ты желаешь продемонстрировать свою мужественность, но на меня это не произвело впечатления. Я не реагирую на запугивания.

— На что же ты тогда реагируешь? — спросил он вполголоса. — На это?

Сильная рука дернула ее вперед. Она споткнулась и упала на его теплое и твердое тело. Она хотела отпрянуть, но потеряла равновесие, и его ладони крепко сомкнулись у нее на спине, как ловушка, а его рот стал орудием возмездия. Никто еще в ее жизни не осмелился так поцеловать ее; она сопротивлялась, как дикая кошка, колотила его кулаками по груди, а когда это не помогло, вонзила ему в лицо ногти.

Она слышала, как он выругался, и понадеялась, что расцарапала его до крови, но все-таки он ее не выпустил. Вместо этого поцелуй становился глубже, заставляя ее губы раскрыться, хотя она изо всех сил старалась стиснуть их.

Его рот служил ее унижению, но бороться с ним значило унижать себя. Будет лучше, — сказала она себе, — если она просто перенесет пассивно отвратительную интимность его объятий. Ему скоро надоест целовать статую.

Но одно дело решить быть пассивной в его руках и совершенно другое — выполнить это решение. Как будто угадав ее намерения, он стал гораздо нежнее. Одна его рука двинулась сзади к ее шее, осторожно и чувственно гладя ее, и она вдруг с дрожью и возбуждением почувствовала, как другая оставила ее талию и заскользила неотвратимо вверх, чтобы лечь на ее грудь. Рот его двигался нежно, как ветерок, язык медленно скользил по краям ее губ.

Возбуждающе действовал на нее и контраст ощущений. Его пальцы на затылке казались прохладными, однако, обжигали сквозь шелк блузки. А ведь все, что ей надо было сделать, чтобы уйти от него, — это шагнуть назад из паутины магии, которую его рот и руки свили вокруг нее. Хотя бы ради самоуважения она должна была освободиться.

Но ее стройное тело двигалось против ее воли, выгибаясь к нему в слепой бездумной реакции, которая не имела никакого отношения к самоуважению, а вызывалась потребностью, о которой она до этого момента вряд ли подозревала.

Отступил Витас. Именно этот факт вспоминала она потом неоднократно — каждый раз все с новым стыдом и мукой. Это и еще его слабая улыбка, говорившая ей о том, что для него женское тело было не более, чем музыкальным инструментом, которым он овладел давным-давно, и его прощальные слова, когда он уходил, оставляя ее дрожащую и обездоленную.

— Прими мои поздравления. Когда-нибудь ты даже сможешь научиться быть женщиной.

Лошади, нанятые Карлосом для поездки, не были ни особенно красивы, ни норовисты, но зато верны на ходу, — в этом нельзя им было отказать. “А ведь это главное на таких дорогах”, — думала Рэчел, натягивая поводья и оглядываясь вокруг.

Они были в пути с самого рассвета, и она уже чувствовала, как болезненно протестуют мускулы с непривычки. “Но это все к лучшему”, — уверяла она себя. Думая о физическом неудобстве, она, по крайней мере, хоть ненадолго забывала об эмоциональном потрясении, пережитом ею прошлой ночью. Ей было необходимо забыть об этом, выкинуть из головы все происшедшее…

Предыдущей ночью она не очень-то хорошо спала, а этой — не спала почти совсем и утром поднялась с тяжелой головой и покрасневшими глазами.

Она ожидала, что сеньор Рамирес спросит ее о чем-нибудь, когда она будет расплачиваться в вестибюле, но он не задал ни одного вопроса ни о ее отъезде, ни о выборе спутника для поездки.