– А во втором ящике?

– Слава Богу, там была рукопись!

– В сохранности?

– Я думаю, да. Он сейчас ее просматривает. – Она сказала не в трубку, а кому‑то там, рядом с ней: – Все страницы на месте? Да, дядя, он думает, что все страницы в сохранности.

– Что ж, я очень рад. И за него, и за себя. И даже за Шулу. Но где же копия, которую она сняла в конторе Видика? Наверное, она ее потеряла или засунула куда‑нибудь и забыла. Доктор Лал, наверное, счастлив.

– О, да! Он ждет меня возле киоска с газированной водой. Тут, на Центральном вокзале, такая толкучка!

– Ты все же должна была постучать ко мне утром. Ты же знаешь, что мне необходимо быть в городе.

– Дорогой дядя Сэммлер, мы подумали об этом, но ведь в машине все равно не было больше места. Вы очень сердитесь, или мне показалось? Да, мы могли бы подвезти вас до станции. – Сэммлер сдержался с трудом, чтобы не сказать, что они могли бы подвезти до станции ее, Марго, а не его. До чего же он раздосадован! Но даже сейчас, несмотря на высокое давление и на острую боль в глазу, он старался быть с ней снисходительным. Что ж, у нее свои жизненно важные женские цели. Которые мешают понять жизненно важные цели других людей. Понять его сегодняшнюю тревогу. – Говинда так спешил уехать поскорее. Он настаивал. Тем более что поездом гораздо быстрее. Кроме того, я звонила в больницу и говорила с Анджелой. В состоянии Элии никаких перемен.

– Я знаю, я звонил ему.

– Вот видите! И сейчас ему будут делать какие‑то анализы, так что вам все равно пришлось бы ждать, даже если б вы уже были там. Сейчас я везу доктора Лала к себе домой обедать. Ведь он почти ничего не ест, а тут, на Центральном вокзале, какой‑то жуткий бедлам. И всюду пахнет жареными сосисками. Я впервые заметила это благодаря ему.

– Конечно, дома лучше. Безусловно.

– Анджела разговаривала со мной очень разумно. Голос у нее был печальный, но говорила она рассудительно, с полным пониманием. – Доброта и снисходительность Марго к окружающим порой были просто невыносимы. – Она сказала, что Элия все время спрашивает о вас. Он очень хочет вас видеть.

– Мне давно уже следовало быть там…

– Его все равно увезли куда‑то вниз, – сказала она. – Так что у вас есть время. Может, пообедаете с нами?

– Мне придется заехать домой, но обедать я не смогу.

– Вы нисколько не помешаете. Говинда просто в восторге от вас. Он говорит о вас с большим уважением. В любом случае, вы – член семьи. Мы любим вас, как отца. Мы все, без исключения. Я знаю, что я бываю несносна. Даже Ашер иногда уставал от меня. И все же мы с ним любили друг друга.

– Ладно‑ладно, Марго, все в порядке. Но теперь давай кончать…

– Я знаю, вы хотите сбежать. И вы терпеть не можете долгих телефонных разговоров. Но, дядя, дорогой, я не уверена, что в состоянии заинтересовать своей беседой такого человека, как доктор Лал. На нужном интеллектуальном уровне.

– Чушь! Марго, не будь дурой! Не старайся держаться на интеллектуальном уровне. Ты его очаровала. Он считает тебя необыкновенной женщиной. Не затевай долгих дискуссий. Дай ему поговорить.

Но Марго не могла остановиться. Она бросала в автомат монету за монетой. В трубке щелкало и звенело. Он не решался повесить трубку. Но не слушал.

Он предполагал, что новые анализы Элии были не более, чем тактикой врачей. Они защищали свою репутацию, притворяясь, что что‑то предпринимают. Но Элия сам был врачом. Он сам притворялся точно так же, и теперь ему придется принять их притворство как должное и покориться без жалоб.