– Потому что он затопил дом? – сказала Шула.

– И поэтому тоже. Потому что он летает по небу со своими фотоаппаратами.

– Он старается найти деньги. Что в этом ненормального?

– Откуда ты знаешь про эти деньги?

– Он сам мне рассказал. Он думает, тут целое состояние. А ты что думаешь?

– Понятия не имею. Но в этом весь Уоллес – сокровища Али‑Бабы, капитана Кидда или Тома Сойера.

– Но, кроме шуток… он говорит, что в доме спрятано сокровище… куча денег. Он не успокоится, пока не найдет их. Все‑таки это не совсем порядочно со стороны кузена Элии…

– Умереть и не сказать, куда он их спрятал?

– Ага. – Похоже было, что столь четкое выражение ее мыслей слегка пристыдило Шулу.

– Это его дело. Элия сделает так, как он считает нужным. Я полагаю, Уоллес просил тебя помочь ему найти тайник.

– Да.

– И что, он обещал тебе вознаграждение?

– Обещал.

– Я не хочу, чтобы ты впутывалась в это дело. Держись от него подальше.

– Принести тебе тост с маслом, папа?

Он не ответил. Она удалилась, унося с собой его мокрые ботинки.

Несколько маленьких самолетиков с урчанием и фырканьем кружили в небе над Нью‑Рошелью. Возможно, Уоллес пилотировал один из них. Для себя самого – рычащий центр. Для нас – жужжащий шмель, жук, мошка, пробирающаяся на крылышках сквозь голубые километры. Сэммлер отодвинул свой стул в тень. То, что на солнце казалось массой сосновой хвои, в тени расщепилось на отдельные деревья и иглы. И тут из‑за высокого забора вынырнул серебристо‑серый «роллс‑ройс». Засверкали геометрическими монограммами великолепные пластины радиатора. Эмиль вышел из машины и посмотрел вверх. Над домом кружил маленький желтый самолет.

– Это Уоллес, точно. Он говорил, что собирается лететь на «сессне».

– Я тоже полагаю, что это Уоллес.

– Хотел попробовать свой аппарат над знакомыми местами.

– Эмиль, я ждал вас, чтобы поехать на станцию.

– Конечно, мистер Сэммлер. Только поезда сейчас ходят редко. А как мистер Гранер? Вы что‑нибудь знаете?

– Я звонил ему, – сказал Сэммлер. – Никаких перемен.

– Я с удовольствием отвезу вас в город.

– Когда?

– Очень скоро.

– Это помогло бы сэкономить время. Мне надо заехать домой. Вы не собираетесь на аэродром за Уоллесом?

– Он хочет приземлиться в Ньюарке и доехать автобусом.

– Вы думаете, он знает, что делает, Эмиль?

– Если б у него не было прав летчика, ему бы не позволили летать.

– Я имею в виду не это.

– Он из тех ребят, которые хотят идти по жизни своей дорогой.

– Я не вполне уверен, что он всегда знает, куда идти…

– Он выясняет это по дороге. Он говорит, что так делают «художники действия» [12].

– Хотелось бы верить, что все сойдет хорошо. Ему бы не следовало летать сегодня. Его чувства, каковы бы они ни были – соперничество с отцом, горе или что другое, – могут сослужить ему плохую службу.

– Будь это мой отец, я бы сейчас был в больнице. Но теперь все не так. Нам, старикам, приходится с этим мириться.

Приподняв кепку так, чтобы тень от козырька падала на глаза, Эмиль следил за жужжащим самолетом. Он открывал взгляду весь свой длинный, широкий у основания ломбардский нос. Хищное лицо, типичное лицо жителя северной Италии. Кожа туго облегала кости.