– Конечно, сколько угодно. Только дома.

– А вы не дома сейчас?

– Нет, не дома.

– Может, вы захватите с собой вырезки из газет? Заглянете по дороге домой и привезете?

– Конечно, конечно, но я бы не хотел терять время.

– Мне, возможно, придется спуститься вниз для анализов.

Нельзя было понять, какие обертоны звучали в голосе Элии. Способность Сэммлера к толкованию что‑то не помогала. Ему стало не по себе.

– А времени у нас достаточно, – сказал Элия. – Времени хватит на все.

Это прозвучало странно, и тон был непривычный.

– Правда?

– Конечно, правда. Хорошо, что вы позвонили. Совсем недавно я пытался позвонить вам. Но никто не отвечал. Вы ушли из дому рано.

Сэммлеру было до того не по себе, что это как‑то повлияло на его дыхание. Длинный и тощий, он сжимал телефонную трубку, сознавая, что лицо его выражает тревогу и страх. Он молчал. Элия сказал:

– Анджела тоже едет сюда.

– Я скоро буду у вас.

– Да, да. – Элия как‑то странно растягивал даже односложные слова. – Так что же, дядя?

– Значит, до свидания?

– До свидания, дядя Сэммлер.

Сэммлер стал стучать в стекло в надежде привлечь внимание Шулы. Она казалась особенно белолицей среди переливчатой пестроты цветов. Его примавера. Вокруг головы ее была повязана темно‑красная косынка. Она всегда покрывала голову, вероятно, страдая от мысли, что волосы ее недостаточно густые. Похоже, что в цветах ее восхищала именно пышность, щедрая мощь, многоцветность. Видя, как дочь бродит среди качающихся на ветру белокурых нарциссов с приоткрытыми желтыми зевами, отец поверил, что она и впрямь влюблена. По наклону ее плеч, по изгибу подкрашенных оранжевым губ он увидел, что она приготовилась к тоске неразделенной любви. Доктор Лал был не для нее: ей никогда не прижать к своей груди его голову, его мохнатую густую бороду. Люди очень редко тоскуют по тому, что доступно, – вот в чем истинная жестокость. Он распахнул французское окно.

– Где же расписание? – сказал он.

– Я не могу его найти. Гранеры ведь не ездят поездом. Да и ты, в любом случае, быстрее доберешься до Нью‑Йорка с Эмилем. Он тоже собирается в больницу.

– Надеюсь, он не будет ждать Уоллеса в аэропорту. Сегодня это было бы некстати.

– Почему ты сказал про доктора Лала, что он всего лишь маленький волосатый человечек?

– Надеюсь, у тебя нет в нем личной заинтересованности?

– А почему бы нет?

– Он тебе совершенно не подходит, я ни за что не дам согласия.

– Почему не дашь?

– Ни за что. Какой из него может получиться муж для тебя?

– Потому что он азиат? Не может быть, чтобы у тебя были такие предрассудки. У кого угодно, только не у тебя.

– Дело не в том, что он азиат. В экзотических браках есть много преимуществ. Предположим, что твой муж скучный человек, – потребуется гораздо больше времени, чтобы это обнаружить, если он говорит по‑французски. Нет, просто из ученого не может выйти хороший муж. Шестнадцать часов в лаборатории, все мысли в науке. О тебе он будет забывать постоянно. Тебе это будет обидно. Я не могу этого допустить.

– Даже если бы я его любила?

– Ты ведь воображала, что любишь Эйзена. « – Он меня не любил. Во всяком случае, недостаточно, чтобы простить мне мое католическое воспитание. И я ни о чем не могла с ним разговаривать. Кроме того, он ужасно груб в сексуальном смысле. Есть вещи, которые я не хотела бы тебе рассказывать.