Его всегда увлекала история отношений между Соединенными Штатами и Ближним Востоком. Однако сегодня вечером он был не в состоянии сосредоточиться даже на ней.

Задумчивые глаза Жозефа, поражавшие своим необычным сероватым оттенком, обратились к маленькому оконцу, выходящему в сторону древнего замка. Солнце еще только начало свой долгий путь к закату. Отсюда были видны стены дворца, залитые ярким светом.

Лицо юноши помрачнело. Еще малышом он целыми часами торчал в этом музее, равным образом восхищаясь и ужасаясь историей своего народа. Сначала он пытался заставить себя держаться подальше от дворца и все же каждый раз возвращался туда.

Это лето ничем не отличалось от других. Как только он оказался в Триполи после года, проведенного в Америке, в Гарварде, первым делом помчался во дворец, чтобы испытать ставшее уже знакомым необъяснимое смятение. Словно вернулся в свой старый дом, в котором никогда не был счастлив.

Жозеф вздохнул и встал из за стола, слегка пригнулся, так как потолок в его спальне был слишком низким. В молодом человеке было примерно пять футов семь дюймов росту. Он был строен. Черты лица – идеально правильные. Светло серые глаза, столь необычные для араба, удивительным образом сочетались с темно оливковой кожей и иссиня черными волосами. Совершенно очевидно, что кто то из его предков не был арабом.

Охваченный странным беспокойством, Жозеф оперся на стол и приник к окну. Весь день он не находил себе места. И не мог понять отчего. Временами ему казалось, что он чего то ждет – вот вот должно случиться нечто чрезвычайно важное. Но что? Он наверняка догадался бы, надо лишь хорошенько сосредоточиться. Но именно это ему никак не удавалось. А необъяснимая тревога не проходила. Напротив, она становилась все сильнее.

Алекс стояла на пороге маленького антикварного магазинчика. Тяжело привалившись к косяку, она старалась отдышаться, чувствуя, что вся обливается потом. Определенно, она перегрелась на солнце – комната перед глазами качалась.

Откуда то перед нею возник продавец. Мужчина заговорил с нею на незнакомом языке – видимо, по арабски. Алекс было так плохо, что она ухватилась за руку незнакомца, чтобы не упасть.

– Помогите, – прошептала она по английски.

– Жозеф! Жозеф! – и дальше снова что то по арабски. И тут бородатый араб стал толкать ее вниз.

На девушку накатила волна ужаса – не только оттого, что ее старались уложить на пол, но и оттого, что в комнате вдруг стало слишком темно – пока не почернел весь остальной мир.

– Англези!

В ушах жужжали голоса. Мужские голоса, перекликавшиеся на каком то странном, незнакомом языке. Что это за язык? Куда она попала? Алекс открыла глаза. Где бы она ни оказалась – здесь было слишком темно. Горевшая где то лампа почти не давала света. Голоса внезапно смолкли.

Осторожно повернув голову, девушка наткнулась на взгляд серых глаз, опушенных длинными густыми ресницами. У нее перехватило дыхание:

– Мурад?!

На нее смотрел невероятно красивый юноша, смотрел внимательно, очень внимательно.

– Вам стало плохо, мадам. Это скоро пройдет. Не поднимайтесь. Вам уже лучше? – Его английский был безупречен, молодой человек говорил с легким британским акцентом.

Дыхание Алекс постепенно выровнялось, однако она не в силах была оторвать взгляд от глаз незнакомца. Потрясающе красивый парень примерно двадцати лет от роду. И еще она чувствовала странную уверенность, что знала его. Где же она его видела?

– Да, лучше, – промолвила девушка.

Юноша заботливо поддержал Алекс, помогая ей сесть. В следующее мгновение он уже подносил к ее губам бумажный стаканчик. Алекс жадно припала к воде. Выпив все до капли, она подняла глаза и улыбнулась.

– Мне намного лучше.