– Интересно, она замужем? – спросил Люк.

– Наверняка у Розы есть муж, – улыбнувшись, ответил профессор, а дальше стал цитировать:

«Розы цвет,

Ты той, что душу извела,

Неси привет.

Напомни, что она мила,

Как роза, пышно расцвела».

– Я говорю не о ней, а о ее кузине, той, которая в черном.

– Эти строки принадлежат Эдмунду Уоллеру. Ты знаком с его поэзией? Настоящий гений! Таинственная незнакомка в черном одеянии, да? Я думаю, она вдова и поэтому всегда в трауре!

Люк удивленно приподнял брови.

– Вы действительно так думаете?

– А, мой мальчик, ты хочешь занять вакантное место?

– Она очаровательна.

– Это потому, что кажется тебе недоступной?

– Ничего, недоступных не бывает…

Профессор покачал головой.

– С такой самонадеянностью тебе никогда не добиться расположения женщины, которую ты по настоящему хочешь.

Козима говорила так быстро, что ее слова напоминали пулеметную очередь.

– Они опять трогали его вещи! Они разбросаны по всему дому! – отчаянно жестикулируя руками, кричала она. – Мне что же теперь, запирать двери на замок от детей своей собственной кузины? Сколько еще раз я должна повторять: им нельзя входить в мою комнату! Нельзя трогать его вещи!!! Ведь это все, что у меня осталось. Если они будут валяться где попало, то могут потеряться, а с ними потеряюсь и я. Разве вы не понимаете? Неужели никто не способен этого понять?! – Она заплакала.

– Присядь, Козима, – нежно сказала Альба, помогая ей устроиться на стуле. В эту минуту появилась Роза. Она явно была раздражена.

– В чем дело? – спросила она, пытаясь придать своему голосу взволнованный оттенок.

– Это опять твои дети!!! Они снова трогали вещи Франческо.

Роза приготовилась к обороне.

– Это неправда. Они знают о том, что туда нельзя входить.

– Но если это не они, то кто же еще?

– Я не знаю, – отрезала Роза, скрестив руки. – Но мои дети не имеют к этому никакого отношения. Клянусь!

– Мы спросим их, когда вернемся домой, – дипломатично произнесла Альба.

– Прекрасно. Спрашивайте, сколько хотите. Однако я знаю, что я права. Ведь нельзя же каждый раз обвинять моих ребятишек в том, что какая нибудь из безделушек Франческо ни с того ни с сего появилась вдруг в гостиной.

– Ну же, дорогая, вряд ли в этом можно обвинить твоего отца, Юджина или Тото.

– Мне не нравится то, что вы меня все время упрекаете. – Глаза Розы заблестели. – Я уже и так на цыпочках хожу по дому, постоянно опасаясь сделать или сказать что то не так. Мне все время кажется, что это, возможно, мои дети обижают тебя или еще чего похуже. Задуй же, наконец, свечу, которой ты никак не даешь потухнуть. Ведь прошло уже три года, Козима.

Козима пристально посмотрела на сестру.

– Три года? – медленно произнесла она. – Ты думаешь, что три года – это достаточно долгий срок? Что ж, позволь мне тогда сказать, что каждый день я прилагаю усилия, чтобы прожить его. Каждая секунда – это настоящая пытка. Каждый момент своей жалкой жизни я чувствую свою утрату, как будто лишилась ног… Я живу с одной мыслью, чтобы все поскорее закончилось и я смогла присоединиться к нему, где бы он ни находился. Но я боюсь. Потому что не знаю, есть ли что нибудь после смерти.

– О Козима, – вздохнула Альба, прижимая ее голову к своей груди.