А даже если кто-то вдруг начнет что-то болтать, у меня в любом случае получится соскочить. Я же с ним никогда не встречался.
– Только из-за этого?
От крайне осмысленного вопроса Хваён лицо Чонхёка заметно скривилось.
– Я терпеть не могу неопределенность.
– Сейчас же отошли тех двоих прочь. Иначе моя подруга быстренько выложит сканы учетной книжки в интернет и передаст их полиции. К твоему сведению, ее здесь нет. Она соберет людей своим взывающим к чувствам постом и втихую сольет историю о тебе. Если любопытно, оставайся на месте. Ты же и сам в курсе: никак не связанным с Яму СМИ в интернете абсолютно плевать на правду. Как же они засуетятся, когда им под руки подсунут столь занимательную игру!
Хваён немного потянула резину, а затем добавила:
– Один только гроссбух сколько шума наделает, а что будет, если к нему еще кое-что добавить, не любопытно тебе?
– Кое-что еще?
Чонхёк выругался сквозь зубы. Будто бы впервые дал волю своим эмоциям. Убедившись, что ее угрозы сработали, Хваён внутренне завопила от радости. Повисла короткая тишина, после чего мужчина махнул рукой, отсылая наемников прочь. Они развернулись и покинули здание, словно потеряв интерес к происходящему. Хваён вздохнула с облегчением, но вместе с тем почувствовала досаду оттого, что пришлось так рано выкладывать свой козырь. Чонхёк раздраженно повторил вопрос:
– У тебя есть что-то помимо гроссбуха?
– Ага. Попробуй угадать. Что же такое у меня имеется?
– Выкладывай.
– Ты же сам говорил, что терпеть не можешь неопределенность. А я как раз все это время без конца находилась в столь ненавистном тебе положении: воображала, гадала, страдала. Может, и тебе попробовать?
Замолчав, девушка глубоко вонзила нож в другое бедро Тохёна. Тот разразился истошными воплями. И постоянно повторял: «Больно, как же больно. Очень больно». Как заклинание. А злое нечто, захватившее тело Тоха, вторило: «Верно. Живому телу больно». Хваён реакция Тохёна показалась странной, но сейчас ей и одного Чонхёка было по горло.
Психологическая дуэль между ними все продолжалась. Хваён не сводила глаз с Чонхёка. Во впалых глазах зрелого мужчины – ни капли сомнения. Интересно, гадает ли он сейчас, что же способно разрушить его жизнь? Хваён хотелось и дальше толкать его в болото тревоги, но в том, чтобы тянуть время, не было ничего хорошего.
Девушка снова бросила взгляд на Тоха. Когда-то давно она услышала один факт. Наивысшей степени боль люди могут почувствовать от огня. Хваён не хотелось убивать Чонхёка так просто – с помощью пистолета. Она дернула подбородком в сторону Тоха, стоявшего возле колонны, на которой держалась крыша здания. За его спиной находилась привезенная Чуа канистра. Она была доверху заполнена смесью бензина, оливкового и кунжутного масла по сто тысяч вон за бутылку, которую они успели залить внутрь еще в квартире.
– Вылей содержимое на себя.
Чонхёк даже не дернулся. Хваён прокричала снова:
– Лей, я сказала!
Только после этого мужчина вяло побрел к канистре. «Говоришь, что всегда делаешь только правильный выбор? Никогда не ошибаешься и не жалеешь? Не смеши меня. Таких людей не бывает. – Хваён ощутила себя богом, который решил покарать человека, возомнившего себя ему подобным. – Я докажу, что ты ошибся». Глядя на Чонхёка, колеблющегося, но все равно подчиняющегося ее словам, девушка почувствовала, как под кожей распространяется смутное наслаждение моментом. Вот так и чувствуют себя монстры?
Тоха, что до этого охранял смесь, на полной скорости взобрался по ноге Хваён и в безопасности уселся на ее плече. Они стояли возле Тохёна, поэтому на них жидкость попасть не могла. Чонхёк открутил крышку канистры. Он еще раз взглянул на Хваён, плюшевого медведя на ее плече и своего взятого в заложники мертвого сына, сделал глубокий вдох и вылил на себя жидкость. |