|
- Это я в шутку. Мы и Пабло шутя зовем дон Пабло. И Марию сеньоритой - тоже в шутку. - Я не люблю таких шуток, - сказал Роберт Джордан. - Во время войны все мы должны называть друг друга по-серьезному - camarada. С таких шуток начинается разложение. - Для тебя политика вроде бога, - поддразнила его женщина. - И ты никогда не шутишь? - Нет, почему. Я очень люблю пошутить. Но обращение к человеку - с этим шутить нельзя. Это все равно что флаг. - А я и над флагом могу подшутить. Чей бы он ни был, - засмеялась женщина. - По-моему, шутить можно надо всем. Старый флаг, желтый с красным, мы называли кровь с гноем. А республиканский, в который добавили лилового, называем кровь, гной и марганцовка. Так у нас шутят. - Он коммунист, - сказала Мария. - Они все очень серьезные. - Ты коммунист? - Нет, я антифашист. - С каких пор? - С тех пор как понял, что такое фашизм. - А давно это? - Уже лет десять. - Не так уж много, - сказала женщина. - Я двадцать лет республиканка. - Мой отец был республиканцем всю свою жизнь, - сказала Мария. - За это его и расстреляли. - И мой отец был республиканцем всю свою жизнь. И дед тоже, - сказал Роберт Джордан. - В какой стране? - В Соединенных Штатах. - Их расстреляли? - спросила женщина. - Que va, - сказала Мария. - Соединенные Штаты - республиканская страна. Там за это не расстреливают. - Все равно хорошо иметь дедушку-республиканца, - сказала женщина. - Это значит, порода хорошая. - Мой дед был членом Национального комитета республиканской партии, - сказал Роберт Джордан. Это произвело впечатление даже на Марию. - А твой отец все еще служит Республике? - спросила Пилар. - Нет. Он умер. - Можно спросить, отчего он умер? - Он застрелился. - Чтобы не пытали? - спросила женщина. - Да, - сказал Роберт Джордан. - Чтобы не пытали. Мария смотрела на него со слезами на глазах. - У моего отца, - сказала она, - не было оружия. Как я рада, что твоему отцу посчастливилось достать оружие. - Да. Ему повезло, - сказал Роберт Джордан. - Может, поговорим о чем-нибудь другом? - Значит, у нас с тобой одинаковая судьба, - сказала Мария. Она дотронулась до его руки и посмотрела ему в лицо. Он тоже смотрел в ее смуглое лицо и в глаза, которые до сих пор казались ему не такими юными, как ее лицо, а теперь вдруг стали и голодными, и юными, и жадными. - Вас можно принять за брата и сестру, - сказала женщина. - Но, пожалуй, ваше счастье, что вы не брат и сестра. - Теперь я знаю, что такое со мной, - сказала Мария. - Теперь мне все стало понятно. - Que va, - сказал Роберт Джордан и, протянув руку, погладил ее по голове. Весь день ему хотелось сделать это, но теперь, когда он это сделал, что-то сдавило ему горло. Она повела головой и улыбнулась, подняв на него глаза, и он чувствовал под пальцами густую и в то же время шелковистую щеточку ее стриженых волос. Потом пальцы скользнули с затылка на шею, и он отнял руку. - Еще, - сказала она. - Мне весь день хотелось, чтобы ты так сделал. - В другой раз, - сказал Роберт Джордан, и его голос прозвучал глухо. - А я? - загудела жена Пабло. |
